Тьма сгущается перед рассветом

Колесников Юрий Антонович

Илья подчинился не сразу, и высокий, размахивая пистолетом, вновь закричал: «Руки вверх! Стрелять буду!»

На поднятые руки Томова второй мгновенно накинул, встав на цыпочки, уже знакомые Илье наручники. Только сейчас, когда оба кольца защелкнулись на руках, тот, что был в черном, отогнул отворот пальто и показал значок агента тайной полиции.

Илья почувствовал непонятную слабость. Происходящее не предвещало ничего хорошего.

Тем временем маленький отодрал подошву и внимательно разглядывал со всех сторон ботинок. Ничего не найдя, он ощупал карманы Ильи. Когда стали обыскивать и сапожника, Илья вдруг успокоился. Страх, охвативший его в первую минуту, прошел. Он выпрямился, поднял выше голову

и откашлялся. И пока маленький человечек рылся в хламе, наваленном в углу мастерской, Илья окончательно овладел собой и стал обдумывать дальнейшее поведение. Что бы там ни случилось, он будет держаться стойко, ничего не скажет. Потом пришла другая мысль: а какое, собственно, обвинение они могут ему предъявить? Ведь при нем ничего не найдено!

Обернувшись к высокому, который по-прежнему держал наготове пистолет, он спокойно сказал:

— Послушайте, господа, здесь недоразумение…

— Замолчи, бестия! — рявкнул маленький.

— А что я сказал такого? — столь же невозмутимо спросил Илья.

— Молчать, а то застрелю!.. — отозвался высокий.

Илья посмотрел на него и вспомнил человека в черном длинном пальто, что следил за ними. Не он ли это?

— Отвечать будете, если вы на самом деле из полиции, а не бандюги с большой дороги… — сказал Илья.

— Замолчи, слышь!.. — низенький взмахнул кулаком перед самым носом Ильи.

Илья вздохнул: «Ох, и двинул бы я тебе так, что и кулака своего бы не узнал… Но, ничего, подожду!.. Посмотрим, к чему все это приведет». — подумал он.

Двери мастерской открылись, с улицы послышался хриплый голос полицейского, отрапортовавшего, что он прибыл.

Сапожника не взяли. Вывели только Томова. Несколько прохожих остановились, когда его сажали в машину. Одна прилично одетая пожилая женщина вдруг сказала громко:

— Это тот, что убил женщину с ребенком!..

Илья оглянулся, но его грубо втолкнули в машину. Впереди, рядом с шофером, сел высокий, Илью усадили на заднем сиденье между полицейским и коротышкой, и машина тронулась. Вскоре они проехали мимо гаража «Леонида» и повернули к центру. Илье почему-то вдруг захотелось смотреть на улицы, витрины, вывески и особенно на людей. Хотелось рассмотреть каждого. Илья смотрел на прохожих, и ему казалось, будто он давно их не видел… Среди них есть немало подлых, но еще больше простых людей, многого не знающих, о многом не задумывающихся… Все они спешат по своим делам, дома их ждут жены, дети… Почти у каждого заботы, тяжелая жизнь, но они на свободе. Хотя свобода эта куцая. Сколько вот таких, как Женя: добрые, отзывчивые, честные, но видят не дальше нового кашне и не понимают, что это кашне их душит.

Томов отвлекся, когда машина свернула на улицу Парис и проехала мимо Национального банка. Он вспомнил, как еще недавно, в тот день, когда хотели арестовать Захарию, он здесь встречался с ним, а потом они вместе поехали устанавливать типографию. Но тут же оборвал себя: надо забыть, не думать об этом, этого не было! Он ничего не знает и все!.. Надо играть, как в тот вечер, когда его ранили и он попал в машину к подвыпившей Сузи и ее подруге. Невольно Илья посмотрел на своих сопровождающих. А ведь между ними и девицами из притона есть что-то общее: проститутки продают себя, а эти продают народ!..

Машина въехала во двор префектуры полиции; Илью вытолкнули из машины и повели по каким-то длинным коридорам. Тяжелый запах, не то дегтя вперемешку с карболкой, не то оружейного масла теснил дыхание.

— Стой! — скомандовал полицейский, когда они поравнялись с выкрашенными в темно-коричневый цвет дверьми.

Томов остановился. Пришлось подождать, пока подошли те двое, что арестовали его. Высокий прошел вперед, низенький достал ключ и открыл дверь. Томова ввели в грязноватый кабинет. Низенький снял пальто. Теперь

было видно, что он в форме полицейского подкомиссара. Следом вошел длинный. Этот где-то тоже разделся, он был в форме комиссара. Полицейского отпустили. Низенький подошел к Томову и ключиком стал открывать кандалы. Потом начал обыскивать. Заставил раздеться. Не успел Илья затекшими руками стянуть с себя куртку, как подкомиссар нанес ему сильный удар в подбородок. «Начинается», — подумал Илья, поднимаясь с пола от неожиданного и довольно болезненного удара.

— Вставай быстрей, бестия! — крикнул тот, ударяя носком сапога в бок.

— За что вы меня бьете? Я буду жаловаться! — скорчившись от боли, закричал Илья, хотя понимал, что жаловаться он теперь может только господу богу. Но надо вести игру до конца. Низенький вновь ударил его кулаком по лицу. Илья пошатнулся, ударился головой о шкаф, упал и остался лежать в углу, стараясь выглядеть как можно более жалким и слабым. «Надо беречь силы!» — думал он. Но, видимо, в его слабость никто не верил, так как последовало еще несколько обжигающих тело ударов.

В кабинет вошел среднего роста человек, с худым, скуластым лицом и большими темными мешками под глазами, в сером костюме с черной ленточкой поперек лацкана пиджака. Этот, видимо, был старше чином, так как оба щелкнули каблуками. Кивком головы ответив на приветствие, он подошел к столу и уселся в кресло, бросив мимоходом на Илью холодный, пронизывающий взгляд.

Высокий комиссар, что стоял у окна, вдруг сказал зловеще:

— Подойди поближе!..

Илья облизнул сухие губы и почувствовал соленый вкус, Шатаясь, он подошел к окну, Следом за ним подошел низенький. Он с ненавистью смотрел на Томова и скрипел зубами. Видимо, оба старались показать свое старание тому, что сидел за столом. Снова начался обыск. Отрывали подкладку куртки, выворачивали карманы, ощупывали воротник, потом низенький взял со стола лезвие и распорол его, но, кроме потемневшего куска брезента, вложенного для упругости, внутри не было ничего. Высокий кинул куртку на пол и брезгливым движением вытер руки, но что-то вспомнив, снова взял ее: вывернул рукава, распорол плечи. Вся процедура сопровождалась руганью. Оба рычали словно звери. Третий, в штатском, по-прежнему молча следил за обыском; потом кивком подозвал высокого комиссара и что-то шепнул ему. Комиссар кивнул головой и вышел. Низенький скомандовал:

— Сними ботинки!

Илья сел на пол и разулся. Подкомиссар заглянул внутрь ботинка, осмотрел подошву. «Неужели будет рвать и эту?» — думал Илья. Но нет, ботинок полетел на пол.

— Одевайся…

Илья выполняет это с величайшим удовольствием. Бок и ребра сильно болят. Рот полон крови, с подбородка по шее за разорванный воротничок сорочки бежит теплая струйка.

— Быстрее, скотина! — крикнул подкомиссар, сжимая кулаки. Шнуровать ботинки он не дал, заметив ремень, грубо выдернул его, кинул в угол комнаты. Илья с тоскою посмотрел на куртку. Ее уже невозможно одеть: воротник отпорот, рукава и подкладка вывернуты и оторваны. Низенький подкинул ногой лежащее на полу кашне туда же, в угол, вслед за курткой и ремнем.

— Говорить будешь или сначала дать тебе зарядку, какая не снилась ни Христу, ни его матери?

— Буду говорить, конечно, господин начальник, — ответил Илья, склонив голову набок, будто удивляясь такому вопросу.

— Так вот, если хочешь остаться живым, — но запомни я не шучу, — ты должен рассказать, с каких пир состоишь в коммунистической партии, с кем связан, где они живут или работают, какие поручения выполнял… Ясно?

— Ясно, господин начальник. Конечно, ясно. Но я не знаю, что говорить… Какие дела вы мне хотите навязать? Никого, кроме тех, кого знаю по работе в гараже «Леонида», по пансиону, где живу, в авиации, куда намеревался поступить, я не знаю…