Тьма сгущается перед рассветом
Шрифт:
— У нас в стране творится черт знает что, — тихо проговорил Илья, — да и, видно, во всем мире не лучше. К чему все это приведет? — Илья с досадой плюнул и пошел дальше. — Да, — думал он, — пока суд да дело, простые люди страдают. Как в пословице: паны дерутся, а у холопов чубы трясутся…
Когда Илья подходил к остановке, как раз подъехал автобус. Шофер задержал машину, думая, что пешеход сядет… Но Илья прошел мимо предупредительно открытых дверей — денег не было. Он с завистью смотрел на видневшиеся через запотевшие ярко освещенные стекла отходившего автобуса шляпы, кепи и фуражки…
Илья шел уже больше часа, а дождь все лил…
Миновав Триумфальную
И вдруг за углом, в переулке, перед укрытым полосатым брезентовым тентом рестораном, Томов увидел двухместную машину капитана Абелеса. Чтобы убедиться, что он не ошибся, Томов подошел ближе. Да, это был восьмицилиндровый вишневого цвета «Форд» начальника школы «Мирча Кантакузино»; Илья не раз видел его на площадке возле ангара. Но теперь машина почему-то стояла, перекосившись набок. Обойдя ее, Илья увидел, что правая задняя покрышка спустила. Мгновенно мелькнула мысль: «Что если предложить свои услуги и заменить колесо?» Недолго думая, он направился к ресторану и попросил официанта вызвать хозяина машины, капитана-летчика.
Скользнув своими бесцветными глазами по мокрой невзрачной фигуре юноши, официант сначала осмотрел машину и, убедившись, что она действительно осела, почесал лысый череп, подумал и только после этого поплелся в глубь ресторана.
Издали Илья увидел Абелеса, направлявшегося к выходу.
По-военному отрекомендовавшись, Томов поспешно сказал начальнику школы, что знает механика бетонного ангара № 1 — Рабчева, начальника ангара — Урсу, начальника охраны — Стойку и даже солдата, который делает профилактику машине господина капитана, — ефрейтора Грозя.
— Прохожу, — отчеканил Томов, — вижу, стоит ваша машина, господин капитан, перекошенная на одну сторону. Гляжу, скат спустил. Дождь идет… Думаю, надо помочь исправить… Вы ведь без шофера?..
Абелес согласился, чтобы Томов заменил колесо. Он дал ему ключи, показал, где инструмент. Через несколько минут «Форд» стоял уже на домкрате и Илья монтировал запасное колесо; пригодились знания, полученные в Болграде во время каникул, когда приходилось работать помощником шофера на автобусе Бондарева.
Едва Илья, окончив работу, уложил инструмент на место, как из ресторана вышел Абелес в сопровождении молодой женщины. Капитан был навеселе и остался очень доволен тем, что Илья исправил машину. Достав из кармана несколько монет, он протянул их Томову. Илья отказался принять деньги и, запинаясь, сказал, что он тот самый Томов, о котором несколько дней назад говорил механик ангара Рабчев. Но Абелес, недоумевая, смотрел на Томова, видимо, соображая, чем же отблагодарить его, и, наконец, достав портсигар, угостил Илью сигаретой и пожал его локоть. Прошло полминуты, и красные огоньки стоп-сигналов «Форда» скрылись за поворотом шоссе Киселева.
Илья был счастлив — такое знакомство! Вот тебе и Ной, и ветка маслины. Абелес и был для Ильи веткой маслины, надеждой поступить в авиацию.
Томов подошел к фонарю с намерением рассмотреть полученную сигарету.
Сквозь пушистую листву мокрых акаций из какого-то коттеджа доносилась песенка:
Третьи сутки дождик льет, Перестанет — вновь пойдет, А плаща у вас все нету, Так зайдите ж к Лафайету!«Самые
Илья взглянул на сигарету. Она была с золотым мундштучком. Он тихо, одними губами прочел надпись: «Регале РМС». И вдруг подумал: «А почему капитан не обратил внимания, когда я назвал свою фамилию и сказал, что Рабчев говорил обо мне? Забыл? Ведь не может быть! Неужели Сергей?..» Он снова взглянул на сигарету, положил ее в кармашек и зашагал по аллее. В конце арки, образуемой кронами деревьев, виднелось светлое пятно. Это была площадь Виктории.
Илья шел и повторял: «Абелес, ветка маслины, надежда, и все же пустота!..»
VI
К ангару то и дело подъезжали машины с курсантами. Потом солдаты и курсанты выкатывали самолеты. Рабчев был необычайно деятелен: он наблюдал, как производят запуск, проверял моторы, лазил в кабины, ругал запарившихся солдат.
К рассказу Ильи о знакомстве с начальником школы Рабчев отнесся холодно. А когда в пятом часу приехал Абелес и, узнав Томова, подал ему руку — Сергей покраснел. Илья это заметил. «Неужели подозрения справедливы?» Стало не по себе…
Из ангара выкатили окрашенный в салатовый и кремовый цвета спортивный биплан с золоченой надписью: «Бюйкер Юнгмайстер». К самолету подошла группа военных и штатских, среди которых был принц Николай. В коротенькой замшевой тужурке, с опухшим прыщеватым лицом и налитыми кровью глазами, он мало походил на свои портреты, но все же Илья узнал его и с отвращением отвел глаза, подумав: «Здорово малюют художники!..»
Рядом с принцем Николаем стояла невысокого роста молодая красивая блондинка в спортивном светло-сером костюме, с ярко накрашенными губами. Это была хозяйка самолета — летчица Ирина Бурная. В ангаре поговаривали, будто самолет этот она получила в подарок от германского рейхсминистра авиации Германа Геринга…
В стороне несколько солдат вполголоса горячо спорили, разглядывая какую-то бумажку. Илья подошел ближе. То, что рассказали солдаты, теперь не удивило его, но это была еще одна капля горечи, разрушавшая его веру в королевскую семью, в порядки, существующие на его родине.
Оказывается, принц Николай никогда не прикуривал от спички или зажигалки, он непременно зажигал банкноту в пятьсот или тысячу лей. Делал он так — об этом везде говорили открыто — из ненависти к своему брату, королю Румынии, и поджигал именно ту сторону купюры, где был портрет Карла II. «К тому же, — добавлял он обычно, — не могу же я прикуривать из рук вшивых солдат!» А солдаты устанавливали очередь и караулили, когда его высочество вытащит из кармана портсигар, а потом бросались к нему с зажженной спичкой или зажигалкой. Закурив, принц бросал горящую купюру, которую счастливец немедленно гасил и, аккуратно сложив, нес в «Национальный Банк». Там, в зависимости от того, какая часть уцелела, выплачивали определенную сумму. Шутка ли для солдата получить двести или триста лей!