Тьма. Том 1 и Том 2
Шрифт:
Наверно, этого ждала даже железяка. Ведь недаром она тут лежала: не могло же её пребывание в данной конкретной точке пространственно-временного промежутка быть абсолютно бессмысленным?
И услышав испуганный писк за спиной, я уже давил на спусковой крючок. А сторож вытянул руку влево от меня и… Каким-то чудом я всё-таки поймал то короткое мгновение, когда он на секунду застывал перед ударом.
Выстрел из пистолета и треск заклятия, принявшего форму чёрного копья, прозвучали одновременно.
И хоть сторож попытался в последний момент
– Мама! То есть Федя-а-а! – от избытка чувств пискнула проректор. – А-а-а-а!
И у неё были на то все основания. Ведь оно обычно как происходит? Спасая жизнь женщины, мужчина уносит её прочь от всех опасностей. А у нас как?
А у нас было наоборот. Двигаясь вдоль стены, левой рукой я тащил за собой Марию по направлению к противнику. Тащил и стрелял. А сторож, сволочь такая, тоже никак не хотел сдаваться.
Как заводная кукла, бил и бил по нам какими-то мелкими заклятиями – хотя и видно было, что вот-вот концы отдаст. И даже так он умудрялся уходить из-под пуль. В итоге, попал я всего три раза, расстреляв остаток магазина. Но, главное, что он в нас ни разу не попал.
И чем меньше было расстояние между нами, тем хуже становилось сторожу. Последняя пуля наконец-то ударила ему в голову, но он и без того уже хрипел, с трудом шевелился и вообще демонстрировал все признаки острой интоксикации хладным железом.
Тяжело дыша, я остановился рядом с телом. В шаге от меня плюхнулась на пол Мария.
– Камушек забился… – проговорила она, поморщившись.
Стянув с ноги туфлю, женщина принялась её вытряхивать. А я так и стоял, как настоящий самец-победитель: ловя редкий миг тишины и гордо глядя на убитого врага. Вот только ликование долго не продлилось…
Когда Мария надевала туфлю обратно, она бросила взгляд в глубину помещения, широко раскрыла глаза… А потом тихо-тихо прошептала почти в полной тишине:
– Ф-ф-ф-федя-а-а-а-а!
Проследив за её взглядом, я увидел, как какая-то тёмная и очень неспокойная субстанция на том месте, где мы начали наш со сторожем последний поединок, пожирает стены и подпорки здания.
А потом склад горестно застонал… Печально-печально так… И я мог его понять! Я готов был даже стонать с ним в унисон!
Потому что стены начали складываться внутрь помещения. Они трещали, кряхтели, дрожали, а крыша у нас с Марией над головой опасно похрустывала.
– Вашу мать!.. – пробормотал я, когда всё начало рушиться.
Бежать к выходу? А успеем мы уйти из-под удара? Или прикрыть женщину в надежде, что моё тело станет щитом от обломков? Но оно у меня не настолько крепкое, да и жить, если честно, очень хотелось…
За оставшуюся секунду выход был найден! Подхватив госпожу проректора, со страхом глядевшую на прогибающийся потолок,
А затем прыгнул следом и захлопнул дверь.
И сразу же получил удар по затылку и спине, когда на шкаф обрушилось что-то тяжёлое, сминая стенки и прогибая внутрь дверцы. Наверно, я даже отключился…
Том 1 - Глава 9
Из дневника мальчика Феди, написанного на неизвестном языке
Мама! Моя местная мама – милейший человек, который умудряется выживать в этом жестоком мире, не используя мозги. После того, как не стало папы – с ней, если честно, совсем тяжело. Папка хоть и редко уделял нам внимание, зато всегда сдерживал маму. Так-то он был очень рассудительным. Скучаю по нему, откровенно говоря…
А мама – его полная противоположность. Она живёт порывами и эмоциями. И вообще натура увлекающаяся. Она ещё до смерти папы чуть не вляпалась в булатовцев. Есть тут такое движение, которое выступает против всех меченых – что маме всегда было близко. Папа её еле отговорил от этой мерзости.
И всё-таки часть их идей она переняла. Теперь активно компостирует мозг мне и Софии. София – это моя старшая сестра-погодка. Язва, оторва и жуть какое обаятельное существо. Мы с ней слегка отдалились друг от друга после моих шести лет. Но после смерти папы снова сблизились.
Нам тогда вообще пришлось туго. Всей семье. Но мне и Софии – особенно тяжко. Может, моя семья и не могла похвастаться богатством, но и бедными мы до того момента не были. Пришлось побыть. Два года, пока мама не сменила работу, пришлось жить на каше и слабеньком супе. Я тогда впервые пошёл искать подработку.
Ничего, справились. Но, как подсказывает мне Андрей, закидоны моей любимой мамы – это лютый п****ц! Впрочем, она нас любит, а мы её. И это, наверно, самое главное.
Я – кит! Я поднимаюсь из глубин, слушая пение моих сородичей! Вода колышет мне жабры!..
Кажется, именно с этими мыслями я выбирался из беспамятства. И не сразу понял, что пение сородичей-китов – это чей-то голос, пробивающийся сквозь шум в ушах.
А жабры… Ну, похоже, у меня отчего-то дёргались щёки.
Я не понимал, почему мои щёки дёргаются. И ещё не понимал, где я нахожусь. Снизу было мягко, а в спину что-то давило… Местами… Пахло камнем, металлом и чем-то приятным… Чем-то цветочным… Если бы у меня не раскалывалась голова, я бы точно вспомнил, что за запах!
– Федя!.. Федя!.. Федя!.. Приём, Федя!.. – голос доносился до меня в такт подёргиванию щёк.
Я попытался пошевелиться… И застонал, проклиная себя за эту попытку.
– Федя!.. – голос замолчал, и щёки перестали дёргаться.