То было давно…
Шрифт:
– Почему? – удивились мои приятели. – Почему опасно?
– Да вот… это самое место, а на бугре-то сад, значит, там ране дом господский был большой. Я еще махоньким его помню, большой дом. Сгорел, значит, он. Барин ране жил там – Ступишин, у его жана плясунья была. И вот до чего хороша… и плясала она ране в Питере. И увидел ее Ступишин, к себе и увез. А она и померла. И вот он после того стал чисто зверь. Вот пил… Тожа помер… Патрет ее большой был в доме, она ночью с патрета выходила и плясала в саду… Ну дом и сгорел. А она куда делась –
Подпасок ел пирог и оглядывал нас, а потом робко сказал:
– Видал…
Была такая светлая сказка, была такая простая жизнь… Да, была… Речка-то еще есть. А чудаки мои приятели ушли в вечность…
«Ихтиолух»
Август. Я и друзья мои, охотники, устали на охоте. Ходили-ходили по мелколесью, исходили и большой казенный лес, Красный Яр, но вот – ничего.
И собаки, высунув языки, идут сзади нас.
– Тетерева-то скучились, – говорит деревенский охотник, приятель мой Герасим Дементьевич. – Подросли и скучились. Дело-то к осени. Где они? Велик лес. Надо на стару сторожку идти. Там, может, найдем глухарей. В бору что делать? Надо выходить.
И Герасим пошел вперед. Мы, усталые, поплелись за ним.
Жаркий день. Солнце пятнами сквозь высокие сосны ложится на седой мох и ровный игольник. Душно в лесу. Пахнет сосной и смольем.
Вскоре поредел лес, и показалась блистающая зеленью поляна. На ней большие стога сена. Мы радостно расположились в тени одного из них. Сняв ягдташи, Караулов вынул из них закуски: хлеб, вино, колбасу, печеные яйца.
– А где же пирожки с визигой? – спросил я.
– У Николая Васильевича, должно быть, – сказал Караулов, – в корзинке.
Коля задумчиво лежал у стога, смотрел, мигая сквозь пенсне, в небеса и молчал. Около стояла корзинка, которую он взял, чтобы собирать грибы. Он ходил с нами на охоту без ружья. «За компанию».
– Что ж ты молчишь? – спросил Василий Сергеевич. – Давай пироги-то.
– Какие пироги? – медленно приподнимаясь, сказал Коля. – Я, брат, не знаю, что в корзинке.
– Неужто съел все? – изумился Василий Сергеевич.
– Ну уж и все, – меланхолично ответил Коля. – Каждому осталось по пирогу.
– Костер бы подбодрить в стороне, – предложил Павел Тучков. – Чай заварить. Пить хочется. Жара…
На скатерти разложили закуски. В стороне горел костер, трещала можжуха. Мы долго ждали, лежа у стога, возвращения Герасима, который пошел искать воду. Вернувшись с большим медным чайником, он повесил его над костром.
– Где ты воду-то достал? – спрашиваем мы.
– Да-алеча. Вот за
Несказанная отрада – чай среди луга, у стога сена… Никогда он не казался таким вкусным. И эти пирожки с визигой.
– А что такое визига? – спросил вдруг Коля.
– Вот, визиги не знает, – засмеялся Василий Сергеевич.
– Забавно – но я тоже не знаю, что такое визига, – сказал Павел Александрович. – Из чего она делается?
– Вот тоже, – сказал приятель Вася, – из чего делается? Из рыбьего клея…
– То есть, позвольте, как это – из клея? – усомнился Коля.
– Вот ведь, не знают, из чего визига делается, а сами в «Праге», в «Метрополе» жрут визигу. Хороши голубчики.
Я помалкивал, про себя думал: «А в самом деле – что такое визига?» И вслух спросил:
– Герасим, ты знаешь, что такое визига?
– Нет, – ответил Герасим. – А чево это?
– Да вот, пироги-то ты ешь – с визигой.
– Хороши пироги. Я впервые эдакие-то ем.
– Да ты видал визигу-то? – спросил Караулов Василия Сергеевича.
– Еще бы. Она такая – винтом идет. Как веревка. Ее на аршины покупают.
– Что за черт! – воскликнул Павел Александрович. – Странно. Я никогда не видал.
– И я никогда не видал, – удивлялся Павел.
– И я не слыхивал, – сказал Герасим.
– Из рыбьего клея, говоришь, делают? Чудно! – озадаченно бормотал Караулов.
– Странно. Ничего вы не знаете, – волновался Василий Сергеевич. – Во-первых, из лошадей делают столярный клей, из смолы – деготь, а из рыбы – клей и визигу. Не из нашей рыбы – плотвы и окуней, конечно, – а из китов, акул, моржей…
– Постой. Вася, ведь морж-то не рыба, – говорю я.
– Все равно, извините. Все равно-с. Вроде. А морская корова, по-вашему, не рыба? У ней хвост – рыбий.
– Ну это ерунда, – сказал Коля.
– Вздор говорите, потому что вы не проходили ихтиологию. Вот вы – охотники, рыболовы, а ничего не знаете…
– Ихтиологии, говоришь, не знаем? – прищурившись, спросил Вася. – А ты копченого сига ел?
– Конечно, ел.
– Отчего у него палка внутри вставлена?
Коля, мигая, помолчал и, подумав, медленно сказал:
– Действительно, у него палка внутри есть, а зачем – неизвестно.
– Нет, известно. Если бы тебя коптить, что бы ты делал?
– То есть позвольте, как же это, меня коптить, я же не рыба.
– Это все равно. Если бы тебя коптили – ты бы вертелся, тебе бы не нравилось… Вот в тебя бы и вставили палку – не вертись. Понял, ты, ихтиолух?
– До чего глупо и пошло, – сказал серьезно Павел Александрович.
– Позвольте, позвольте, – обиженно возражал приятель Коля, – во-первых, не ихтиолух, а ихтиолог, а во-вторых, ихтиология этими вопросами не занимается.
– Нет-с? Хорошо, посмотрим, – горячился Василий Сергеевич. – Ну-ка, скажи, ихтиолух, где копчушки ловятся?
– Копчушки? – задумался Коля. – На Волге.