То, что делает меня
Шрифт:
Так вот, каждый день, затаив дыхание, я ждал противного глумливого смеха за спиной. Но прошла почти неделя, и никто не засмеялся.
На ТЭЦ мы отправились в субботу, когда стемнело. Впятером. Потому что ищущая острых ощущений Нина уговорила Зою взять ее с собой.
В большинстве дворов, через которые мы шли, было темно и довольно безлюдно. И чем дальше мы удалялись от метро и основных автомобильных дорог, тем мрачнее становились виды. Глухомань глухоманью. Жутковатый район. Ветхие пятиэтажки с балконами, грозящими вот-вот рухнуть вниз от наваленного на них старья, длинные ряды
А еще по мере нашего приближения к ТЭЦ повсюду нарастал низкий равномерный гул, тревожный и угнетающий. Словно огромную турбину запустили. Такой звук бывает в серьезных психологических триллерах для создания атмосферы.
Один бы я никогда в эти места не сунулся. Но ребятам, похоже, было не привыкать, и Зоя почти всю дорогу весело болтала с Трифоновым о модных бородах, от которых ее бросает в дрожь, и татуировках, которые ей нравятся. Леха переписывался на ходу, а Нина курила одну за одной и помалкивала.
Мы перешли узкий проезд и уперлись в серую бетонную стену. Даже в темноте было видно, какая она грязная и старая. За припаркованным на тротуаре зеленым микроавтобусом, лихо расписанным в стиле стрит-арта, в который врезался не следящий за дорогой Леха, обнаружилась большая дыра в заборе, пробитая примерно на уровне колен.
Осторожно, один за другим, мы пролезли через дыру и выбрались на прилегающую к ТЭЦ территорию. Гул многократно усилился. Слева тускло мерцали беловатые фонари. Тифон пояснил, что там сидят охранники и время от времени делают обход территории.
Оказалось, чтобы попасть на заброшку, нужно было еще перелезть сетку, поэтому мы, пригнувшись, прошли вдоль нее и остановились позади высокого прямоугольного здания из стекол и бетонных блоков. Тифон велел нам с Лехой лезть, а сам остался подсаживать девчонок. Но Зоя от его помощи отказалась и, вцепившись длинными пальцами в крупные ячейки сетки, с ловкостью кошки перепрыгнула на другую сторону.
Нина же нарочно обождала, пока он поднимет ее и передаст Лехе, который без особой нежности перетащил девчонку, словно тяжелый тюк. Нина недовольно фыркнула, что он не Криворотов, а Криворуков, Леха ответил, что в следующий раз она полезет сама, и они громким шепотом принялись обзывать друг друга. Но где-то в отдалении залаяли собаки, и им пришлось замолчать.
Быстро перемахнув следом за нами сетку, Тифон по-деловому направился к зданию. Дошел до маленького крылечка с узкими ступеньками, ведущими к двум металлическим проржавевшим дверям, подергал за ручку сначала одну, потом вторую. Вторая открылась.
Настораживаясь от малейшего скрипа, мы просочились внутрь, и первые пару минут толкались на одном месте, тесно прижавшись друг к другу и пытаясь привыкнуть к темноте. Но потом зажгли фонарики на телефонах, и стало значительно веселее.
Я схватился за Лехину джинсовку, сзади пристроилась Нина. И так, цепочкой, как в сказке про золотого гуся, мы медленно двинулись по коридору, вскоре оказавшись в каком-то очень большом помещении. Свет фонариков выхватил из темноты огромные металлические ящики, а за ними – точно свернувшегося кольцами гигантского змея – замысловатую конструкцию из водопроводных
– Здесь такой запах, как у отсыревшего мармелада, – прошептала мне на ухо Нина. – Кисло-сладкий.
– Тошнотой так воняет, – подсказал Леха.
Все сразу начали принюхиваться. Нина была права, запах стоял странный и неприятный. Наверное, то было сочетание разных запахов: плесени, ржавчины, хлорки, как будто даже мокрой бумаги.
И тут в глубине прилегающего к залу коридора мы различили тусклое электрическое свечение.
– Тормозните здесь, – скомандовал Тифон, – проверю, что там. И вырубите фонари.
Медленно обойдя трубы, он пошел к коридору.
– Ничего не видно, – пожаловалась Зоя.
– Темнота – друг молодежи! – Леха тут же стиснул ее в объятиях и прижал к стене.
– Криворотов! – взвизгнула она. – Перестань! Охрана услышит.
– А я тихо, – отозвался Леха. – Это ты шумишь.
Зоя стала отбиваться, и завязалась слепая возня. От нервного напряжения всем хотелось сходить с ума.
Трифонов вернулся и сообщил, что это просто аварийная подсветка, и в коридорах охранников нет. Немного расслабившись, мы пошли за ним и вскоре попали в просторный холл с множеством приоткрытых дверей.
– Кто-то обещал, что будет страшно, – недовольно сказала Нина. – Но, кроме грязи, вони и Криворотова, тут ничего пугающего.
– Если я обещал, значит, будет.
Тифон крепко схватил ее за руку и потянул обратно в темноту, дальше по коридору. Мы отправились за ними.
Наверху запустение и затхлость чувствовались сильнее, чем на первом этаже, где, казалось, все находится в почти рабочем состоянии. Стены во многих местах были расписаны граффити, в нескольких помещениях мы наткнулись на выбитые стекла и использованные шприцы. Металлическое покрытие пола вибрировало под нашими ногами.
Наконец мы попали в застекленную мелкими квадратными окошечками просторную залу. После коридорного мрака от белого света наружных фонарей в ней было почти светло. Кругом завалы железяк и хлама, но по центру доступный проход. Мы немного огляделись, сделали пару шагов и вдруг одновременно остолбенели.
В блеклом свете среди темных перекрестий металлических балок у потолка на длинной толстой веревке безвольно болталось человеческое тело.
Зоя ахнула и схватила меня за руку. Но не успел я и сам сделать глубокий вдох, как Леха громко, по-женски истошно завизжал и бросился назад в коридор.
– Идиот, что ли? – Трифонов зло поймал его за шкирку и тряхнул. – Забыл про охрану?
– Забыл, – выпучив глаза, усердно закивал Леха. – Все забыл. Напрочь. Стремно-то как!
– Это человек? – неуверенно спросила Зоя.
– Иди убедись, – кивнул в сторону повешенного Тифон.
– Теперь понятно, чем так воняет, – довольно равнодушно, а может, просто делая вид, что ей безразлично, чтобы перед Трифоновым выпендриться, сказала Нина.
Мне стало не по себе. Особенно после того, как она напомнила про запах. Я его тоже почувствовал – тошнотворный, сладковатый, гораздо более острый, нежели прежде.