То, что не исчезает во времени

Гриневич Наталья

— Вот что, Кирилл, ты пока присматривай за «объектом». А там видно будет. Я еще подумаю. Пошли к столу, — пригласил он гостя и, усмехнувшись, добавил, глядя прямо в глаза Кирилла: — Наталья Григорьевна заждалась.

— А деньги? И ремонт, и всё… — произнес Кирилл, разводя руками.

— Ты своей машиной пока не пользуйся, бери служебную, когда нужно. Комбинируй, в общем, — быстро произнес Виктор Семенович, подойдя к столу, открыл расположенный слева небольшой ящик, вытащил оттуда конверт с деньгами и передал его Кириллу. — На.

Виктор

Семенович направился к двери, Кирилл, заглянув в конверт, состроил весьма двусмысленную гримасу, которую при желании можно было истолковать как угодно, и поспешил за хозяином.

За столом сидели втроем. Разговор шел вяло и ни о чем. Сначала поговорили о погоде — зима выдалась теплая, снежная, помощник Василий не успевает дорожки разгребать. Вспомнив о Василии, тут же заговорили о расчистке дороги до Вешек, да и в самом поселке — деньги платим, а чистят нерасторопно. Потом отметили, что Нина, домработница, как всегда, на кулинарной высоте: и жаркое удалось, и салат у нее в этот раз получился особенно вкусным.

Наталья Григорьевна время от времени бросала нежно-озабоченные взгляды на Кирилла и думала о том, как бы остаться с ним наедине. Кирилл тоже посматривал на нее, но без энтузиазма, прикидывая, как бы еще «одолжить» денег у «старухи» и поехать играть. Виктор Семенович прекрасно всё видел и, легко читая тайные взгляды, усмехался про себя — скоро ему не нужен будет ни бестолковый помощник, ни надоевшая жена. Да, он поднялся на капиталах и связях тестя, но когда это было. И вообще, подняться на верх одно, а удержаться там — совсем другое.

— Ну, мне надо еще поработать, — сказал, вставая из-за стола, хозяин дома, — я вас оставлю, чай буду пить потом.

— Да, Виктор, — оживилась Наталья Григорьевна. — Мы тут с Кириллом сами почаевничаем.

— Я позвоню, Виктор Семенович, — многозначительно произнес гость.

Когда за мужем закрылась дверь, Наталья Григорьевна с наигранным укором произнесла:

— Кирик, я же тебя ждала…

— Наталек, работа, работа. Я же звонил.

— Я ревную…

— И потом, ты извини, но я стеснен в средствах. Я не привык, чтобы за меня платила женщина!..

— Какие мелочи, Кирюша. Станешь богатым — рассчитаешься. Ну хочешь, я заведу на твое имя карту?

— Ммм… — Кирилл делано замялся.

— Значит, решили. Тогда встречаемся в пятницу там же. Закажи столик.

— Как скажешь. Ну ни в чем не могу тебе отказать, кошечка моя! Но… я могу понадобиться Виктору Семеновичу.

— Будем надеяться на лучшее.

Через час Кирилл, раздосадованный, что придется опять сидеть со «старухой» в ресторане — чтобы все видели, какого она мальчика отхватила, — ехал домой в Южное Медведково. Деньги, конечно, грели, но лучше бы все это побыстрее закончилось.

И вообще, пусть не держат его за мелкого порученца и за мальчика при богатой даме. Он им еще покажет. Это он будет в шоколаде. Он — молодой, красивый, успешный. Зря, что

ли, в архивах столько сидел. Он не дурак, он два и два сложил. Его руками жар загрести хотят, а он на такое не подписывался. Если его руками, так и всё к нему в руки. Скоро, скоро…

Пошел снег. Сначала мелкий, малозаметный, потом повалил хлопьями, налипая на стекло машины так, что дворники едва справлялись.

Кирилл постепенно успокоился — дорога отвлекала, требовала внимания. К дому подъехал уставшим и сразу после душа завалился спать.

Глава 3. Москва, весна 1917 года

Дворник Прохор скалывал и собирал в кучу грязный лед, будь он неладен. Днем-то подтаивает, а ночью снова замерзает. Скоро уж темнять будет, а он всё возится. Хорошо, хозяина нет. Как уехал с утра по делам, так и не вернулся еще. Видать, загулял.

Прохор служил у Араповых с двенадцати лет и хозяина знал как облупленного. Они с Фролом Фомичом были ровесниками.

«Сейчас пьяный приедет — только ворота открывай, может и огреть под горячую руку. Да и всем мало не покажется. Вот все и притихли — ждут. А уж как проспится на второй день, может и рублем одарить. Расспросит — он-то плохо помнит, кому вчера больше всего от него досталось, — и облагодетельствует, чтоб, значит, грех на душу не брать и чтоб зла на него не держали.

Да в последний год часто хозяин гулять стал, и то: жена лежмя лежит — туберкулез, чтоб его. Не иначе помрет наша матушка Татьяна Алексевна скоро. И времена нынче неспокойные. — Печальные мысли о судьбе хозяина сменились у Прохора горестными рассуждениями о “судьбах народа”. — Царь отрекся — это ж надо? Это вот к чему? Власть-то сильной рукой надо держать! А то желающих много, а толку… Так и до свары недалеко. Да она уже началась. А кому страдать? Понятно — народу. Кому ж еще?»

Не успел Прохор додумать про народ, как подъехал «лихач».

— Открывай, Прошка! Чтоб тебя!.. — услышал Прохор голос хозяина и побежал неловко, боясь поскользнуться. Распахнул ворота, отпрыгнул в сторону, и вовремя: пролетка влетела во двор и остановилась у крыльца, только что не налетев на него.

— Помоги! — Из пролетки, пошатываясь, вывалился Фрол Фомич. — Давай… устал я нынче… А… всё прахом пойдет… Попомни мое, Фрола Фомича Арапова, слово!..

Купец второй гильдии Арапов не без помощи дворника доплелся до своих покоев и опустился на широкую кровать.

Вот здесь и наступал самый ответственный момент: если позовет лакея Николашку и попросит водки — пойдет гульба, и тогда держись, начнет бегать, всё крушить да всех, кто подвернется, бить, а если скажет рассолу принести или там квасу, воды, то всё — заснет спокойно.

Прохор не уходил, ждал и думал, как вывернуться: про жену сказать больную, что тяжело ей, покой требуется, или, как в прошлый раз, позвать Настю? Вроде как неравнодушен хозяин к новой горничной. Стоит той появиться, сразу успокаивается, разговоры вести начинает, а потом и засыпает.