То день, то вечер
Шрифт:
– Значит, сытый голодному не товарищ?
– нажимает Муха, - даже если этот голодный когда-то был..?
– А что мне надо делать?
– идет в атаку Асан, - идти в ректорат бить морду бывшему комсомольцу? Или переслать Пахомова телеграфом к месту ее распределения ? А может, самому предложить ей руку? Извини, отец, каждый сам хозяин и подлец своей жизни.. так что..
Пора сворачваться, иначе останется ощущение преднамеренности всего разговора.
– Вообще-то ты прав, - говорит Муха, - но я тебя попрошу об одном одолжении. Если напорешься..
Хорошо. Теперь хорошо. Информация продана вся, вплоть до того, где искать Ленку. Впрочем, последгнее - не бог весть какая новость. Ленке, Гитаристу, Ришату, Асану, мне, и до поры до времени - Лехе, Шурик имел обыкновение даже оставлять ключи. Леха, видимо, жаждал большего - то есть права спать с Крюкиной в Шуркиной хате, но для этого нужно было утеплить отношения с Мухой. И Леха стал делать это, опираясь на свои представления о ценностях в нашем мире. Для начала предложил Мухе у блатного портного сшить "клеточку", входившую тогда в моду. Панкрат, бывший рядом, тут же поплакался, что когда съездил в "клеточке" на вызов в детсад, шкеты его спросили:
– Дяденька, вы клован?
То бишь клоун. Алексей Кириллыч попер на Панкрата: "Тоже мне эстет, у самого рубашка к брюкам не в тон". Там все было в тон, я свидетель; но Леху уже понесло и он гордо сообщил, что год после армии прожил, пытаясь осесть, в Риге, где и набрался европейских манер в отличие от нас. "Тогда перед выходом звони, какой мне галстук одеть, раз у тебя европейское воспитание", - сказал Муха.
Толстый намек не ходить без звонка и оставить ключ он понял.
Осмеяния он был достоин. Но не смерти же?!
И если этот человек, наш единственный, кроме Мохова, пролетарий, все-таки был или стал в конце концов одним из нас - убило его то же, что убьет когда-нибудь и меня.
Любви - нет, и не будет, пока будет на Руси куда ссылать и засылать.. районное дерьмо.. медвежьи дыры.. провинция; и каждый год в институтах распределение, и каждый год - что день, что вечер - женщины будут искать тех, кто вытащит их из дерьма.
На что у одних мужчин есть закрепленное Законом право,
А другим - платить нечем.
И этим другим, будь они хоть семь пядей,
Никогда не добраться до следующей ступеньки.
Вот это "никогда". услышанное им в трубке, и позвало его в огонь.
Параллельные прямые не пересекаются.
Так сказал Мохов, он был неправ.
Параллельные прямые пересеклись: проклятая междугородка ворвалась в линию, и Лехи больше нет.
Если, конечно, она ворвалась. Вся достоевщина рассыпается, как карточный домик, если телефоны никто не слушал.
Конечно. никто не слушал! Как я сразу не пришел к этой мысли? никто не слушал! в Кирове может не быть автомата на Казань.. хотя можно через телефонистку.. но не из деревни.. тем паче, если Он звонил - в конце концов бы дозвонился! значит, ТЕЛЕФОНЫ НИКТО НЕ СЛУШАЛ, мы ни в чем не виноваты.
Кто виноват?
– и тогда мы вообще чисты перед богом! или Ворона? которая сейчас кривляется перед теликом в комнатушке, раздевшись до купальника. и дразнит Сабрину на клипе, благо фигура та же?
Смотрите, люди! разве похожи мы на убийц?
Но Шура же смыл из Казани?
А может. его шиза посетила?
Или меня.
Мохов, Мохов, где Мохов?
– II
.."А русский - это не кровь. Это совесть выше логики. Во всяком случае, хочется, чтобы так было."
(из увертюры)
– II
"АСИСЯЙ РЕВЬЮ". Участвуют все.
САМОСВАЛ
Завтра день "сковородки". а я в Одессе иду с Вороной по Дерибабушке из бара, и что-то нет настроения не прятать лицо. И еще жарко. Очень жарко. От жары или от этого дурного "завтра - сковородка" в два ночи я просыпаюсь, и у Вороны открыты глаза.
– Гош, не спится?
"Не спится" - мягко сказано.
– Пошли, - говорит Ворона, - а то так и сдохзнем. и не вспомнит никто.
Мы выходим из подъезда, бредем к морю через мертвый центр, плутаем, петляем, находим пляжик. купаемся голышом, сохнем. И, слава богу, быстро успеваем одеться, потому что на нас по берегу быстро надвигается д ругая такая же пара. Девица в одной футболке несет штаны в руках, но ее классные ноги меня мало интересуют. Я почему-то вглядываюсь в этого незнакомого парня в вареных шортах, кроссах, белых гольфах.. на бицепсах, прущих из коротких рукавов футболки. и на икрах явно видна подкачка. Незнакомое лицо под темными очками. хиппозная грива. ехидная улыбка в бороде.. все странно.. почему так странно? И подчиняясь скорее стремлению сделать театральный жест, чем внезапной догадке, я почти против воли выпаливаю:
– Мохов, ты?!
МОХОВ
И я, столько раз мысленно готовивший себя к этой встрече, отработавший в уме до автоматизма "Гражданин, Вы ошиблись", отвечаю "Я", и бросаюсь Игорьку на шею.
САМОСВАЛ
Какое счастье. что Мохов жив и висит на моей шее. И не видит. что я тем временем разглядываю его телку и ее ноги.
Прошлогодняя прощальная записка исполнена вся: культуризм. облик неформала.. значит, чернорабочим на киностудию он устроился тоже.. значит. на здешнюю..
Он живет в Одессе.. телка - это Маринка из кассы Аэрофлота.. он несомненно живет в Одессе! либо пришел тогда за дневником и остался, либо и не уезжал, и вообще все было как-то не так, а по-другому. А я-то расплылся, что она меня хочет.. вот почему меня так жаждали в гости.. он не хотел сам идти к Вороне!
МОХОВ
.. незванный гость хуже татарина.. а впрочем, его визит следовало предвидеть.. его казанские романы были обречены, значит он должен был вернуться к тому, с чего начал..