То день, то вечер
Шрифт:
– Это не к нам, товарищ!
– отпихнулся Евгений, - я знаю, об чем ты сейчас думаешь, но этот гардероб мы, помнится, покупали вместе, а шерсть моя после армии еще не отросла.. так что хватит трагедий, Михалыч! нет меж нами пропасти, окстись!
Я понял, откуда знаю, что брюки немецкие, а батник китайский. Стало стыдно. что я путаю карты серьезным людм со своей скиверодкой.. им еще адаптироваться и адаптироваться после армии..
– Они серьезные люди, - подумал я еще раз.
А мы с Мухой, как по команде, в шортах, и наших разнузданно одетых и накрашенных девчонок можно принять за снятых на ночку где-то в баре.. короче,
Нет, до сытости им далеко, разве что Женька за службу разжился в Гурьеве дубленкой для пани Хелены, в Гурьеве бывают дубленки и пуховики тоже; но после армии с работой у них будут проблемы, с квартирой проблемы.. господи! да какая тут сытость.. и в каком смысле сыт Мохов, так и не ставший режиссером? Или я, пролетевший с аспирантурой, на коей почему-то у всех свет клином сошелся - Ленка тоже пролетела; и в Москву они как раз могли ехать за надом. набиваться в какую-нибудь аспирантуру, а я им попутал все карты со своей скиверодкой..
– Я куча денег, - сказал Мохов, - но толку мало, за рупь не купишь.. баб из журнала.. но мы секс-бомбов найдем навалом.. в родной Казани.. в сырых подвалах!
– Бог помощь, - сказала Лен Иванна, - а смысел?
– Смысл в том, - пояснил Шурик, - что женщины - это единственный кусок западной жизни, который доступен. То есть никакая российская отсталость не помешает найти в Казани женщину голливудского стандарта и заиметь ее. Видишь ли, даже еслихату обставлять в прозападном стиле. все равно вид из окна мне напомнит, где я есть. Фарцовщик может перепродать мне "Шарп" и тряпки, но не особняк в Калифорнии, и не место режиссера в Голливуде.. а вот женщины..
– А больше ты ничего не хочешь?
– фыркнула Ленка, - глянь, Рахимыч, 0 есть на кого Россию оставить - всю продадут!
– Гу-удбай, Ам-мерика у-у-у !!!
– завопил Мохов похабным голосом.
– На людях не пой, - огрызнулся я, - подумают не то, и с тазиком выбегут.. о. господи!
– Опошлились, мужики, - заныла Крюкина, - низко пали.. и женщин от девочек. вишь ли. за версту отличают, и леченных в кожвене от здоровых... и все-то знают.. куда там.. и вам не стыдно?
– Не стыдно, - сказал Мохов, - видишь ли. баба Лена - ты одно учти - что моральное падение - категория жутко относительная. Вот помню, встречали мыс Гошей Новый год в Козлограде..
– Где-где? Не врубэйшен.
– В Волгограде. Встретили. заснули. а утром нас звонком в дверь подняли. Пришли о днокашники нашей драгоценной хозяйки и стали на наши сонные мозги капать, как Новый Год в кабане гудели. Мы с Гошей сидели, морщились, а наша Иришка потом спросил:
"Вам, - говорит, - не стыдно такими чистенькими быть? Не пьете, не курите, по кабакам не ходите. Право слово, дети! А я ей: "Это не мы дети, а твои друзья - сопляки. Они токо на третьем курсе до такой жизни доходят. а мы уж этим в девятом классе переболели." Ну что, Лен Иванна, кто чище душой - мы с Гошей или эти сталинградцы?
– Сдаюсь, чище вас нет, - сказала Крюкина, - тады откеда же эти аппетиты? нельзя ли поскормнее?
– Нельзя, - отфутболил Мохов, - отступать некуда. Мы люди, которых не пустили по ту сторону баррикад, где фильмы снимают, мы остались по ту сторону, где фильмы снимают, мы остались по ту сторону, где их смотрят. Я понятно говорю?
– Говори, говори. Только когда,
– Когда всю тройку прокатили в москве на абитуре.
– Теперь понимаю. Дальше!
– И этот мир, куда нас не пустили - обступает со всех сторон и дразнит. В кино, по ящику - мы его каждый день видим. Глаза не выколешь, уши воском не зальешь. Хочется быть похожим.
– На кого?
– На мальчиков из кино, у которых все проблемы жизни - то ли для звездных войн лазер сварганить, то ли для лечения рака. За войну заплатят больше. для медицины - совесть чище. Жуткие у мальчиков проблемы. мне б такие. И вот понимаешь, баба Лена, хочется самому хоть кусочек такой жизни.
– Хотеть не вредно. А женщины чем виноваты?
– Тем, что единственный кусочек их жизни, который мне доступен. Фарцовщик может продать мне "Шарп" и тряпки, но не особняк в Техасе и мексто режиссера в Голливуде. Помнишь, Лосото в "Комсомолке" написала: "Надо жить, родиться и вращаться в местах рождения, жизни и вращения". Наша система пока такова, что...
Крюкова не заметила, как разговор покатился по воторому кругу. Мохов шел на все, чтобы при мне. не дай бог, не дойти до ДЕЛА, хотя местами говорил сермяжные, горькие, прочувствованные вещи о том, что мы жили давно с жутким ощущением непричастности ни к чему, даже наши вопросы в передачу "Что? Где?".. на столик телезнатокам ни разу не попадали. Под бравурную музыку, кою так тонко подобрал режиссер Ворошилов, их руки вскрывали не наши конверты, и не наши лица светились на мониторах. "Нас никуда не пустили и не пустят", как любил говорить Мохов. Это была правда.
Остальное была туфта, - что мы ищем секс-девочек, дабы утешиться в мировой скорби, а хороший бюст и ноги стали последней доступной нам ценностью материального мира. Глобальная туфта, и слушать ее дальше было не в кайф.
Мохов светской болтовней тянул резину. Меня заело: когда, откуда навяз в наших зубах Голливуд? и дался он нам...
Минуты через три распуталось и это. Белой ночью. Как-то питерской белой ночью я обаял школьничков на скамейке, спев им старого Гребня и Майкла. Потом заявил, что лично знаком с самим Леней Сергеевым, комментатором "Юности", некогда самым толстым в "Веселых ребятах" - почившей в бозе дорогой передаче. "Слушай, - пискнула одна рыжая симпатяга, - если они реанимируются, замолви Лене словечко, пусть возьмут меня в долю.." "Куда тебе на ЦТ, - оборвал симпатягу смазливый брюнетик. зачехленный в заграншмутки, - на тебя мини-юбку и то одеть нельзя, бедра худые; и десны во время улыбки видны, вот я - другое дело, у меня оскал колливудский, - и он ослепительно оскалился, - так что, Игорь, поагитируй там за ме...".
– Кончай!
– сказал тогда я. и пошел на причал, откуда уходил поНеве последний ночной трамвайчик, и криком "Пропустите делегацию крестьян Чернобыля!" надрывался динамик, обслуживая демонстрацию остроумсия какого-то нетрезвого матроса-неформала.
– И ты теперь будешь отыгрываться на женщинах за то, что не режиссер в Голливуде?
– не унималась Крюкова, - хорошенькое самоолправдание.. проще надо быть и скромнее.. ближе к массе!
– Пока мы будем играть в провинциальных скромников, - тягнул резину Мохов, у нас и женщин отнимут.. сколько наших за Москву черту душу продали.. за Петербург?.. за кордон?