То ли быль, то ли небыль
Шрифт:
Сталин обратился с тем же вопросом к Клюевой.
– Доверяю, – ответила Клюева.
– А я нэ даверяю, – резюмировал Сталин, и судьба академика Парина была решена.
Его арестовали в сорок седьмом году. Трёхмесячная поездка в Америку «для продолжения взаимного обмена научной информацией» стоила ему семи лет режимной тюрьмы (в кавычки взята мной цитата из подписанного Сталиным Постановления Совета Министров Союза ССР о командировании академика Парина в США).
Во Владимирской тюрьме академик Парин подвергался страшным унижениям и пыткам. Его шантажировали судьбой детей (их у него было четверо – три сына и дочь), били, сажали в карцер
…Здесь уместно сообщить, что организованные впоследствии партией и правительством широкие клинические испытания, результаты которых как патологоанатом контролировал мой отец, не подтвердили эффективности препарата КР. Из-за иного метаболизма и существенно меньшего объёма опухоли по отношению к общему объёму тела, препараты, эффективные при экспериментах на мышах, сравнительно часто оказываются бессильными в поражённом опухолью организме человека.
Папу вызвали в Кремль к Ворошилову, где ему пришлось объяснять «первому красному офицеру» принципы морфологического исследования опухолей и обосновывать свои выводы об отсутствии эффективности препарата КР при лечении опухолей человека. Папины выводы подтвердили и другие приглашенные правительством эксперты, и разработка препарата КР была прекращена.
В конечном итоге, передача американским коллегам материалов о препарате КР никакого ущерба Советскому Союзу не нанесла, разве что потерпела крах надежда авторов КР и академика Парина на приоритет советской науки в лечении рака… Впрочем, исследования в области биотерапии опухолей продолжаются по сегодняшний день, и все исследователи, работающие в духе вполне разумных идей Клюевой и Роскина, цитируют их как основоположников этого направления.
Мишка и Курт в тисках эпистолярного жанра
Я к вам пишу – чего же боле, Что я могу ещё сказать…
…Переписка Мишки с Куртом текла вяло. Понимая, что вся корреспонденция перлюстрируется, они писали друг другу ничего не значащие открытки к праздникам. Между их последним в жизни свиданием и первой открыткой протекла вечность и какая! Трагический опыт лагерей, укравших у них на двоих четыре десятилетия, новые семьи, новая жизнь – им было, о чём поговорить и чем поделиться, но не было никакой надежды когда-нибудь для этого встретиться. Выйдя замуж за Наума, Мишка приняла советское гражданство и была, разумеется, невыездной. Со своей стороны, Курт, обогащённый энергичным опытом Владимирского централа, и думать не мог о том, чтобы ещё раз ступить ногой на советскую землю. Так и текла их жизнь – у каждого своя, в параллельных, непересекающихся мирах. Пока однажды в семьдесят пятом году Мишка не получила странную открытку…
Однажды – это те краски, которыми жизнь расцвечивает серую «карту будня». У каждой судьбы своя палитра – кому ярче, кому тусклее, кому многоцветие, кому гризайль. Мишке выпал полный спектр.
День Победы
Дела давно минувших дней…
Итак, однажды Мишка получила
– Она так написана, что я не могу понять, лицо какого пола её писало, – пожаловалась Мишка.
Неизвестный Мишкин корреспондент (или корреспондентка) писал о том, что прилетит в Москву, потому что приглашён на парад на Красной площади в честь тридцатилетия Победы. Желательно, чтобы Мишка в этот день была дома и ждала телефонного звонка, потому что им необходимо встретиться.
Фамилия Работэ была как будто Мишке знакома, из какого-то очень далёкого, утратившего реальность прошлого, но вспомнить деталей Мишка не могла.
В День Победы она осталась дома. Спустя полчаса после окончания парада на Красной площади раздался телефонный звонок.
– Мишка, это Мария Работэ, – сказал по-французски чуть хрипловатый женский голос. – Через час я жду тебя около гостиницы «Националь».
– Хорошо, но как мы узнаем друг друга?
– О, не беспокойся, я тебя узнаю.
Показалось ли Мишке или на самом деле в её голосе прозвучали нотки горького сарказма?
Через час заинтригованная Мишка подходила к гостинице «Националь». Навстречу ей вышла незнакомая элегантная пожилая дама. Мишка могла поклясться, что никогда её раньше не встречала. Но вы-то, мои читатели, вы, конечно уже узнали в этой статной даме молодую француженку, поджидавшую выхода Мишкиной свадебной процессии из дверей Берлинского полицайпрезидиума.
– Мишка, я Мария Работэ, – представилась дама. – Пойдём в мой номер, поговорим.
Они поднялись в номер. Мария удивила Мишку неожиданной осведомлённостью о её прошлой жизни. Мишка совершенно не понимала, кто эта дама, но спросить напрямую стеснялась, полагая, что и ей в ответ положено было знать всё о Марии; та же явно наслаждалась Мишкиным замешательством. Неловкость затягивалась, и, наконец, Мишка приняла Соломоново решение: надо пригласить Марию домой и поручить Науму разгадку этой тайны. Мария с Наумом безусловно никогда не встречались, и ему будет не зазорно задать ей пару наводящих вопросов.
Мария, казалось, только этого и ждала и мгновенно согласилась ехать к Мишке. Дома за чаем смущённый Наум довольно неуклюже принялся за свою миссию, но ситуацию не прояснил. Наконец, Мария решила, что достаточно их помистифицировала.
– Ладно, – сказала она Мишке, – пойдём поговорим наедине.
Рассказ Марии Работэ
Ах только бы кони не сбились бы с круга,
Бубенчик не смолк под дугой.
Две странницы вечных – любовь и разлука
Не ходят одна без другой.
…Много лет назад, ещё до первого замужества, на одной из коммунистических сходок в Париже Мишка невзначай покорила сердце молодого французского коммуниста Огюста Работэ. Любовь к Мишке обрушилась на него, как лавина, стала наваждением. Он посылал ей цветы со всех концов планеты – из Европы и Азии, из Северной и Южной Америки – отовсюду, куда забрасывала его коммунистическая судьба… Огюст был женат на красивой и любящей женщине, но ради Мишки готов был всё порушить. Мишка его не поощряла – не хотела строить своё счастье на чужом несчастье, к тому же у неё уже намечался роман с Куртом.