То ли быль, то ли небыль
Шрифт:
– Наташа! Я никогда не думала, что вы можете быть такой бестактной!
Я огорчилась – вот, обидела даму… Но дама продолжала:
– У меня же сломана нога, я хромаю. Гердт может обидеться!
Я не сразу поняла, о чем это она. Потом меня разобрал неудержимый смех: я попыталась представить себе Гердта, обидевшегося на то, что кто-то другой тоже хромает…
Конечно, я тут же ему повинилась. Гердт предложил:
– Слушай, давай я сам пройду девушкой в вуалеточке! А для убедительности я буду чуть-чуть хромать!
И прошел! Нацепив настоящие никитинские удостоверения личности, выданные им на Олимпиаде, Татьянин – спереди, Сергея – сзади, Гердт гордо нес плакатик страны Зямбии, в то время как я комментировала события в небольшой мегафон.
«Первопроходцами
Ну, и так далее. Пока я читала свой текст, «делегации» циркулировали по небольшому просцениуму.
Неожиданно Гердт подошел ко мне, отобрал мегафон, какое-то время мычал в него по-английски, потом членораздельно закончил:
– Янки – ноу, Зямки – йес!
Потом Сергей Никитин и Зяма пели дуэтом джаз. Аккомпанировало трио: Буля Окуджава на кларнете, Саша Никитин на Булиной пианоле и сам Сергей на гитаре. Это был праздник!
Присутствие Гердта определяло для меня стиль капустников. В лучших модернистских традициях в нем играли люди и куклы, Петрушка и персонажи из гауянской жизни.
Петрушка приезжал на базу, оглядывался, произносил с завистью:
Живется здесь, наверно, сладко:У каждого ума палатка!В капустнике участвовала кукла-Гердт, она и сейчас живет у меня в Америке. Кукла-Гердт, прихрамывая, ходила по ширме. Помните конферансье из «Необыкновенного концерта»?
– Стуло мне, стуло, – требовал конферансье и обращался к публике с риторическим вопросом:
– Да, я давно собираюсь вас спросить, не слишком ли я культурен для вас?
Моя кукла-Гердт получала на это ответ:
– Да нет, ничего особенного, – говорила «публика», и настоящий Гердт заходился от смеха…
Еще в связи с Олимпиадой на базу приезжал Высокий Гость из неразвивающейся страны.
Высокого Гостя играл мой муж Володя. Он три дня не брился, имел на голове обвязанный бусами белый платок и был до отвращения похож на Арафата. На голой голени он носил четыре пары часов, на которые время от времени рассеянно поглядывал, и непрерывно чесался. Высокий Гость был окружен вооруженными до зубов детьми в юбочках из папоротников. Непритязательный текст его выступления я, к сожалению, не помню – помню только, что номер имел грандиозный успех, за который меня и наградили доносом.
Успеху капустников во многом способствовало их изысканное художественно-музыкальное оформление. С замечательной фантазией и юмором музыкальные аранжировки делал Буля Окуджава (вы его, может быть, знаете под сценическим именем Антон). Неохотно, под давлением превосходящих сил противника, в художественном оформлении помогала Вика Рапопорт. Им было тогда по четырнадцать – пятнадцать лет. Интересно, что для обоих впоследствии это стало профессией.
Социологи делят публику по разным характерным признакам. На Гауе публика четко делилась на лиц, обладающих чувством юмора, и… как бы это сказать… остальных.
К одному из капустников (действие происходило в Одесском увеселительном заведении) архитектор Радий Матюшин нарисовал четыре огромные игральные карты. Четыре Главные Гауянские Дамы разных мастей смотрели на нас с этих карт: две официальные дамы, которых я уже упоминала, плюс председатель Старостата (тоже весьма официальная дама), плюс исполнительный директор базы – милая седовласая старушка. Три первые Дамы, особенно пиковая, смертельно обиделись, и я, как автор безобразия, имела неприятности.
В связи
18
Милица – жена Конради.
19
Таня – Татьяна Александровна, жена Зиновия Ефимовича, Катя – дочка, Орик – внук, Фокин – Валерий Фокин, главный режиссер Ермоловского театра, в те годы – зять Гердта.
Ну, и так далее. И конец:
Мы провели здесь три недели с интересом,И нам не хочется ни в Сочи, ни в Одессу,Теперь выходим на работу мы из лесу,До встречи здесь же в будущем году.Согласно замыслу исполнять эту песню должен был хор, разодетый в костюмы биндюжников и моряков. Хор на базе был, им руководил доктор юридических наук, главный юрист Октябрьского райкома партии. И вот я читаю хору на лесной полянке рожденный мною в муках текст. Гробовое и грозовое молчание, ни тени улыбки. Наконец юрист мрачно произносит:
– Не нравится мне ваш текст. Давайте разбирать его по куплетам.
Первую пару куплетов, с грехом пополам, проскочили. Кое-как урегулировали дело с финской баней, в которой ведь на самом деле никто не живет. Дошла очередь до Конради. Юрист говорит:
– Неужели вы сами не слышите, что последняя строчка: «Его хранит и бережет его Милица» не ложится в размер? Давайте будем петь: «Его хранит и бережет жена».
В этот момент я подумала, что он шутит, и вся эта ситуация – отменный розыгрыш. Но юрист продолжал: