То памятное утро
Шрифт:
Я снова насторожился, как охотничий пес, и слушал, затаив дыхание.
— Звучит убедительно, — продолжал учитель, — потому что не похоже на сказку. Можно подумать, будто все так и было на самом деле. Почему он не смог есть за ужином, этот твой другой герой?
Я оробел: мне хотелось ответить получше, как в школе во время опроса.
— Ну… аппетита у него нету.
— Настолько он устал в сражении?
— Не потому…
— Турок стало жалко?
— Нет, — поспешно выпалил я, —
Учитель уставился на меня с таким нескрываемым изумлением, что я вконец смешался.
— О чем это ты? Что ему опротивело?
— Да все это…
Он долго, пытливо изучал меня взглядом, точно видел впервые.
— Понимаешь ли ты, братец, что ты сейчас сказал?
Я отвернулся, не зная, куда деваться от стыда.
— Выходит, твой богатырь не любит сражаться? Чего же тогда он дрался бок о бок с Гашпаром?
— Ему нельзя было по-другому: у него служба.
— Ах так! Значит, и в следующий раз он опять выступит против врагов?
Я молча кивнул, хотя никак не мог взять в толк, почему учитель задает такие странные вопросы. В них не было ничего обидного, просто я боялся, что не смогу правильно ответить и господин Будаи высмеет меня. И с новой силой вспыхнуло беспокойство: значит, мой рассказ все же не очень нравится учителю. Но тогда он не стал бы допытываться с такой дотошностью да и глядел бы на меня по-прежнему — как в то время, пока я ел хлеб с медом.
— И имени ты ему не дал почему-то… А ведь он ничуть не хуже Гашпара.
Я упорно молчал, не смея признаться, что, пока писал рассказ, все время воображал себя на месте того богатыря; вот и не смог найти ему подходящее имя. А может, и не захотел.
Учитель поднялся.
— Ну, а теперь ступай домой, мама не знает ведь, где ты запропастился. — Он погладил меня по голове, но не так, как давеча в классе, и сердце мое подскочило от радости. — Вот только скажи мне: зачем ты написал этот рассказ?
Я опять не знал, как ответить, однако отметил про себя, что учитель больше не упоминает слово «сочинение».
— Не мог по-другому? — улыбнулся он. — Как этот твой воин без имени?
Я кивнул, благодарный ему за подсказку: ведь вопрос снова оказался трудноватым. Учитель перестал гладить мою голову, и я был рад, что он убрал руку, — еще минута, и я бы разревелся.
Он легонько подтолкнул меня к двери:
— Иди. И про свои мальчишечьи забавы тоже не забывай.
Меня удивило это его напутствие, но я ответил, как и подобает послушному ученику:
— Да, господин учитель, — и, распрощавшись по всем правилам, вышел.
Дверь за мной захлопнулась, и я, взбудораженный, бегом припустил через школьный двор, к ведущему домой проселку. Но затем перешел на шаг и, погрузившись в свои думы,
— Эй ты, Гашпар!
Утро святого семейства
Они вышли из дома все вместе сразу же после завтрака. Ребенок собирался в школу, а родители — на ярмарку в Кестхей.
Жупан вывел из хлева предназначенную для продажи корову Пеструшку и остановился посреди двора, держа в руках веревку. Он был готов в дорогу и поджидал жену, которая торопливо одевалась: зашнуровывала свои высокие ботинки и при этом успевала отчитывать сына — Янчи вздумал идти в школу босиком.
— На улице-то тепло, — канючил мальчик, — все ребята ходят босиком.
— И пусть себе ходят, а ты надевай башмаки. Наступит лето, будешь дома босиком бегать, а пока я не позволю.
— Надо мной все смеются.
— Вольно им смеяться, — проговорила женщина, — будь у них такая обувка, они бы от нее не отказывались. Радуйся, что у тебя всего хватает!
Слова матери вовсе не утешили Янчи: только отсутствие башмаков могло бы его осчастливить. Он крепко возненавидел их.
— Все равно не надену!
— Попробуй-ка мне еще перечить, — сказала женщина, и глаза ее потемнели.
— Анна, — раздался со двора голос мужа, — что ты там копаешься?
— Парень никак не слушается. Башмаки надевать не хочет.
Ответом ей было молчание, и лишь немного погодя послышался неуверенный голос отца:
— Не упрямься. И не задерживай мать.
— Слыхал? — спросила женщина.
Мальчик присел на табуретку и стал зло, рывками натягивать башмаки.
— Не строптивься, не то получишь. Из-за тебя только время теряем. Нам давно ехать пора.
Янчи шнуровал башмаки и что-то бурчал себе под нос, стараясь, чтобы мать не разобрала слов.
Но той было достаточно его ворчания.
— Что ты сказал?
Тут Янчи так и взвился на дыбы.
— Ничего! Деньги мои отдавай! — крикнул он, задыхаясь от бешенства. — На ярмарку мне нельзя, босиком тоже нельзя… Отдавай деньги, ничего мне не покупайте!
Тут он враз схлопотал оплеуху, мать толкнула его так, что мальчонка вылетел за дверь и остановился лишь посреди двора. Рядом с отцом, который держал на веревке Пеструшку.