Tobeus

Тауров Илья

Через несколько дней, я снова откуда-то возвращался домой, а мой пёс выполз из каких-то кустов, измученный, неспособный ходить, он просто хотел, чтобы хотя бы сейчас я его погладил, но тупость и моё душевное уродство напели мне другие мысли: идти дальше, вдруг кто-то видит, ещё подумают что-нибудь, и я пошёл, будто бы не замечая пса. Ещё через пару дней я шёл и думал о том, что небо какое-то странно жёлтое, а на улице ужасно тихо, внутри было противно, так как был обычный день, в котором мне плевали на спину, пинали, называли сучкой, раз мой возлюбленный — кобель, и мол, я нашёл себе получше, аж этого замочил, в те дни я просто хотел подохнуть, я даже не знаю, как описать своё состояние, но это было худшее время в жизни. А тот день, наверное,

худшим днём, и из такого желтого и низкого неба повалил снег, огромный и такой, что почти ничего не было видно, но я видел: увидел скрученный труп пса, животного которое любило меня, а я тепло относился к нему, но из-за своей зависимости от мнения и желания быть в стаде, довёл его до смерти, заставив мучиться физически и ещё больше душевно, постаравшись, чтобы он прочувствовал что такое предательство каждой клеткой тела, в прямом и переносном смысле. На этот раз я уже подошёл к нему, но что толку, когда он уже умер. Я стал плакать, теперь-то сознавая, каким ублюдком являюсь сам, какую боль испытало это животное, не имея никого кроме меня, заботливо накрывая лохмотьями это невинное существо, а я развернулся и хлюпая носом пошёл в школу, чтобы взять лопату.

Земля промёрзла, но я долбил её, слёзы текли по носу и капали с кончика на землю, рукавом я вытирал сопли и слюни, и одновременно выл, не знаю от чего больше: что сам такой урод или что заставил кого-то принять такие страдания, не то что без повода, а за то, что он ко мне привязался. Отрыв яму, я похоронил друга. И поплёлся домой.

Одетый я рухнул в свою кровать со следами от ботинок, сегодня я даже не вытряхивал её, я пытался сдерживать слёзы, чтобы никто не видел, но не получалось, я плакал и хлюпал ртом, пока не заснул. А на следующее утро будто мир перевернулся: я шёл по школе и мне никто ничего не говорил, целый день никто не издевался надо мной, меня будто просто не замечали, я даже не верил в это, думая, что вот-вот начнётся то, что длилось целый год, кто-то посвистит в след, в меня что-то бросят и скажут апорт, или тряпкой накинут как бы ошейник и будут таскать, смеясь и давая команды как собаке, но ничего не происходило, до восьмого января.

К этому времени, недели за три я превратился во что-то, что больше похоже на призрака или зомби, я плохо спал и плохо ел, оценки и наказания мне стали безразличны, а в душе нарастала злоба, не направленная ни на кого, я просто ощущал, как внутри будто физически растёт ком ярости, или ещё точней сказать, газ, который не находил выхода, и только и ждал момента взорваться сам по себе, но восьмого января один из идиотов поднёс спичку, повернувшись резко ко мне, когда мы шли в столовую и сказал:

— Чего ты туда идёшь, там собачью еду не дают, — засмеялся и в поисках одобрения посмотрел на людей вокруг, кто-то хихикнул.

А вот у меня в груди будто произошёл ядерный взрыв, который разлил по венам жгучее тепло, оно больно выжигало во мне остатки разума. Мгновение и я набросился на него, хоть последние недели я почти и не ел сил во мне было полно, он упал на спину и стал кричать чтобы меня убрали, но нас заключили в плотное кольцо, да и офицеров не было поблизости, я душил его, но не получалось, тогда я поднял его голову от земли и ударил об пол, удар мне показался до смешного слабым, а этот урод, кажется стал просить меня успокоиться, я стал смеяться как сумасшедший, но тогда рассудок видимо и правда оставил меня, я это не сильно помню, мне рассказали позже. Я стал бить его в лицо, из его носа потекла кровь и это ничуть меня не останавливало, я смеялся и орал, в секунду меняя своё «настроение», потом он ослабел, и перестал сопротивляться, но я как кот, который продолжает мучать мёртвую мышь, пытался поднять своего врага, чтобы продолжить избивать, поднял и бросил его обмякшее тело на батареи, которые только начинали греть, не на шутку перепугав наблюдавших за моим безумием, я разогнался и ударил ногой по его лицу. И каждый раз мне казалось, что я

не могу ударить как следует, я орал, и повторял удары куда попало снова и снова, а потом прибежали офицеры, и стали заламывать меня, а я вырывался так, будто меня ведут убивать, говорят я даже укусил одного из них до крови, только вот про собаку уже никто не пошутил. Им все же удалось заломать мне руки и когда меня уводили с того коридора, я кажется пришёл в себя, потому что до сих пор помню перепуганное лицо того, урода из моего класса, который положил начало всему этому, думаю мой взгляд давал ясно ему понять, кто следующий меня интересует.

Меня бросили во что-то вроде изолятора, где солдат-охранник среди ночи, в которую я не мог заснуть, потому что на деревянной койке это было крайне неудобно, обратился ко мне с неожиданным предложением:

— Я попрошу за тебя, если ты мне кое-что пообещаешь, после школы, в следующем году. Говорят, ты нормально там подрался, тот малой скорей всего инвалид теперь, а ты мудохал его всего минут десять. Короче есть к тебе разговор.

— Какой? — Спросил я, с настоящей заинтересованностью, да и остаться тут неизвестно на сколько не хотелось, а раз он может помочь, то чего бы и нет.

— Все уйдут сейчас, — сказал он мне негромко, — и я расскажу.

Глава XXII

Была глубокая ночь. В том помещении, что я находился, импровизированной тюрьме, недвижимым туманом стоял сигаретный дым, испущенный одним единственным солдатом, который охранял меня и всё никак не начинал рассказывать, о том секретном деле. Не сказать, чтобы мне было очень интересно, да и рука которая к этому времени начала сильно болеть, неплохо меня отвлекала.

Думаю, стоит описать мою «тюрьму»: это была обычная квартира, одна комната была большая, относительно второй комнатки, в которой я и находился, дверь между помещениями заменена на сваренные друг с другом трубы в виде решетки, и в моей комнате, и в комнате с солдатом на черном проводе болталось по одной лампочке, я лежал на разбросанном тряпье и смотрел в окно, в котором отражалось сегодняшнее жилище. Тишину нарушили шорохи, я повернул голову в сторону дверей, возле них стоял тот самый солдат, просунув сквозь прутья руку с сигаретой на мою территорию.

— Любишь людей побить значит? — Ухмыльнувшись спросил меня он, но видимо ответа не ожидал и продолжил, — Ты куда хочешь отправиться после школы? Ты ж заканчиваешь в следующем году получается.

— Да, в этом скорее, — нехотя ответил я, — поеду обратно на север.

Я думал, что отправлюсь к Максиму, хоть за эти годы ни разу его не видел, но был уверен, что он жив и мне без проблем помогут его найти, хотя всё, что я знал — его имя. Ну и конечно же год и день, когда он командовал в Печоре.

— А что на севере? — затянувшись сигаретой снова спросил солдат.

— А что такое? — спросил я, не желая отвечать на вопросы.

— Ничего, просто интересно, все едут обычно на юг, а ты вон зачем-то хочешь на север, — он снова улыбнулся, но это не вызывало доверия, — ладно, я тебе немного не это хотел предложить, есть, так сказать, работка, ничего сложного, но иногда надо помахаться, как ты любишь.

— Я не люблю.

– Подумай, ты как бы и армии поможешь и предателей накажешь, дело конечно твоё, но отказываться, — он помедлил затянувшись, — зря.

— Я даже не понимаю, что нужно делать, — раздраженно ответил я, — поехать убивать европейскую армию в твоём отряде или что?

Я подумал, что он мне предлагает учувствовать в чём-то, что делал Максим, маленькими группами нападать на такие же группы или побольше, наших врагов, отбирать оружие и так далее.

— Ну можно и так сказать, ты если согласен, так говори, мне надо будет предупредить людей о тебе, мы действуем немного в тайне от офицеров, хотя нами командует тоже офицер, так что ты не переживай, найдёшь себе ещё и крышу заодно, на экзаменах весной поможет тебе, один плюсы.