Точка Бифуркации XIII
Шрифт:
— М-да… Угрозы от демона-аристократа… Вот так денёк, — задумчиво промолвил Романов, покачав головой. Затем он приподнял подбородок и добавил, чуть громче: — И где же документы, предназначающиеся мне?
Черногвардейцев отвечать на поставленный вопрос не торопился. Вместо этого он медленно повернул голову в сторону князя Белорецкого, выжидающе на него уставившись.
Прошла очередная минута в тишине, во время которой уже сибирский князь со своим сыном шелестели страницами, уткнувшись в бумаги.
В конце концов, Евгений Константинович поднял
— Для чего это нужно тебе? — задал он вопрос, не убирая руки с договора. — Мы не нашли подвоха. Если, конечно, не считать действительно маленьких процентов по выплатам… Для союзных княжеств вполне годится.
— И не найдёте, — спокойным, почти безучастным тоном бросил Черногвардейцев, без труда выдерживая внимание публики. — Никаких подвохов нет. Только ваша помощь и инвестиции. А зачем это мне нужно — не ваше дело, господа.
— Хорошо. Я даю согласие, — коротко бросил Евгений Константинович и перевёл взгляд на цесаревича.
На этих словах со стола поднялась очередная папка и плавно полетела в руки Романову. Тот с готовностью её перехватил и, коротко вздохнув, неспешно ударился в чтение.
Некоторое время он просто молча вчитывался в текст, старательно выдерживая безэмоциональное выражение на лице. Но в какой-то момент на нём всё же мелькнуло удивление, а взор цесаревича переместился в сторону и завис на восседающем за своим столом хозяине кабинета. Немного его побуравив, Глеб Владимирович перевёл взгляд на Викторию и опять завис.
— Мне нужно советоваться с отцом, — наконец объявил наследник престола и вновь уставился в документы.
Княжна, стоявшая всё это время молча и с отчаянной надеждой на лучшее наблюдавшая за разворачивающимися событиями, от внезапного внимания всех присутствующих едва заметно поёжилась и следом же подозрительно нахмурилась, но молчания всё же не нарушила.
— Это было ожидаемо, Ваше Высочество. Пожалуйста, мы вас не торопим, — кивнул Черногвардейцев и, следом потеряв всякий интерес к принцу, уставился в окно. Его лицо оставалось неподвижным, как у статуи, а в глазах отражался свет серого неба за стеклом.
Романов ещё с полминуты продолжал изучать документы, прежде чем наконец поднялся с места и не спеша направился к выходу.
Оставшиеся в помещении люди задумались каждый о своём, когда тишину нарушил княжич Меншиков:
— Скажи, Самаэль, ты намеренно загоняешь Алексея перед нами в долги? Это твоя тактика? Но для чего? Я не пойму.
— Долги? — с неподдельным удивлением переспросил одержимый, нахмурившись. — Ты, Олег, видимо, плохо документ читал. Там всё с вашей стороны исключительно на добровольной основе. Хоть и без возможности отказаться после данного согласия.
— А как же долг чести, за то, что мы спасаем его душу? — слегка наклонив голову, уточнил Меншиков-младший.
В голосе княжича не чувствовалось напора, это был скорее исследовательский интерес и желание понять.
— Он будет оплачен тем, что в вашем кругу, господа, появится сильный и, возможно,
Ответа не последовало. И после короткой паузы Олег Андреевич едва заметно качнул головой:
— Не имею.
Именно в этот момент двери в кабинет распахнулись, впуская обратно Глеба Владимировича.
— Условия приемлемые, — на ходу бросил цесаревич и, уверенно прошагав через центр кабинета, занял своё кресло.
Глава 17
Если не привык регулярно плавать, то какой бы ты ни был выносливый в обычной жизни, вода достаточно быстро заберёт большую часть твоих сил. Невозможно передать словами, насколько изнуряющим становится даже самый, казалось бы, размеренный заплыв, если у тебя нет опыта долгих дистанций. В какой-то момент ты перестаёшь думать о цели, направлении или результате, и всё внимание уходит только на то, чтобы просто не пойти ко дну.
Да, я, наверное, далеко не лучший пловец… Быть может, будь я «воднюком», как я любил называть с детства одарённых водной стихией, то дался бы мне этот заплыв кратно легче, но увы. Вместо этого — бесконечная морская гладь, никакого берега, насколько простирался взор, и только я, беспомощный, но настойчивый в своей решимости плыть неизвестно куда и неизвестно зачем.
Как ни странно, держаться на воде, переворачиваясь на спину, выходило у меня куда лучше. В этой позе я словно сливался с поверхностью, давая организму шанс хоть как-то восстановиться. Собственно, этим и спасался: грёб, уставал, отдыхал, опять грёб. Такой монотонный, выматывающий ритм был моим единственным здесь занятием.
Сколько это продолжалось? Не могу сказать. Через пару дней мой мозг уже перестал нормально воспринимать окружающую «реальность». Пространство расплывалось перед глазами, ощущение хода времени исчезло, а тело словно стало чужим — оно просто функционировало без моего участия. Я перестал следить за обстановкой вокруг, считать проходящие сутки, отслеживать силу волн. Всё происходило как будто бы во сне. Причём, я изначально и стремился к этому состоянию — хотел просто забыться, чтобы даже не помышлять о пути назад.
Хотя… «назад» — это куда? Сейчас куда ни глянь — везде чистый горизонт, тускло отсвечивающий под светом небесного светила. Ни захудалого скального островка, ни паруса корабля, ни крика птиц или всплеска плавников. Только тихие переливы воды и безразличное небо над головой.
Ориентироваться, к слову, пытался по солнцу — утром плыть от него, вечером к нему. Ну а в обед… в обед как получится. Порой, когда оно было в зените, я останавливался, чтобы просто зависнуть на одном месте и позволить телу покачиваться на морских волнах. Это было и отдыхом, и чем-то вроде медитации в попытках отвлечь мозг от проблемы истощения.