Точка искажения
Шрифт:
Сжав ладонь взволнованной воспитательницы, она встала с постели и распахнула шторы. Вокруг – гробовая тишина, будто каждый прятался в своей норе. Понятное дело: все, кто присутствовал на вечеринке или прослышал о ее последствиях, не покажут на улицу и носа. Но все равно: куда подевались остальные студенты?
Уловив вопрос во взгляде, Зельда, словно прорисовав в голове план академии, махнула рукой в сторону окна:
– Его светлость герцог Ди Наполи задержался на один день, чтобы провести лекцию по моральному облику будущих магов. Так что собирайтесь и бегите в общий
Такая бессердечность по отношению к гулявшим до полуночи начинающим магам легко могла найти объяснения у любого, кто хоть раз встречал рогатого.
– Вот тебе и выходной.
Эйлин наспех переоделась в гардеробной, натянув первое попавшееся под руку платье: черное, до колен, с серебристым ремнем – заколола волосы в пучок, обула ботильоны и, выпив стакан воды, понеслась в лекторий.
Моросил дождь, смывая остатки сонливости; мелкие капли, как иголки, пронизывали воду в фонтане, который являлся центром всего замка. Обычно там сидели влюбленные парочки или студенты, прогуливавшие лекции, но сегодня популярное место пустовало. Несмотря на предобеденное время, академия словно преждевременно ушла в зимнюю спячку.
Обогнув парк, Эйлин бросила взгляд на сиявший обычно багрово-золотой витраж бального зала: один из слуг-игнарусов, ухватившись рукой за стремянку, второй пытался оттереть огромное пятно непонятного происхождения. Да, погуляли вчера на славу.
Эйлин взбежала на крыльцо главного лектория и заглянула внутрь: кто-то из преподавателей недовольным голосом просил сидеть ровно, не спать во время лекции – в общем, притворяться заинтересованными. Зал оказался забит студентами, морально не готовыми к истязанию скучной речью пускай даже и герцога – после бала, в выходной их не расшевелил бы даже сам регент.
Ди Наполи уже испортил ей вечер, но еще и новый день – это чересчур. Эйлин обошла ряды сидений справа, незаметно юркнула через боковую дверь в галерею и быстрым уверенным шагом направилась в пустовавшую столовую, затем, по другой соединявшей галерее, – в лазарет.
Уж лучше жалобы Лири, чем бесполезная лекция. Но дежурная медсестра, явно из телепатов-гениев, сидевшая на пропускном пункте, остановила ее недовольным кряхтением.
– Если у вас нет пропуска, то лучше сразу разворачивайтесь, – не поднимая глаз от книги, монотонно проговорила она.
Черт! Пропуск забыла.
– Мне только…
– Нет!
Эйлин раздраженно вздохнула и вышла. Стоило хлопнуть дверью, но на пустом месте спектакль устраивать не хотелось. Раздосадованная, решила было переждать лекцию в розарии рядом с лазаретом, но тут неожиданно нос к носу столкнулась с Малышом. Вырванная из своих мыслей, Эйлин даже испугалась, отчего стало неловко: совсем забыла, что у них скоро занятия.
– Что-то ты рано, – заметил Винсент, оценивающе глядя на нее. – Хорошо повеселилась?
– Лучше некуда, – ответила Эйлин и обрадовалась: – Ты ведь на свои процедуры идешь? Узнай, как там Лири Вертиго.
Винсент скорчил гримасу, словно она просила погладить лягушку.
– И
– Хороший вопрос, обязательно подумаю об этом, – натянуто улыбнулась Эйлин. – Но ты узнай, пожалуйста.
– Хорошо. Жди меня на нашем месте, если хочешь, но раньше чем через полчаса не вернусь.
– Подожду, все равно деваться некуда.
Эйлин спустилась во двор и вдруг вспомнила таинственную незнакомку, которую видела вчера. Интересно, кто она такая? Не мать большого семейства точно. И не безвольная женушка какого-нибудь старого герцога: слишком независимо держалась. В ее движениях, позе угадывались властность и чувство превосходства, причем не без оснований. Незнакомка воплощала будущее, к которому Эйлин стремилась, но мечта грозила остаться несбывшейся.
Подавив приступ жалости к себе, она свернула в розарий, обнесенный каменным забором. Это, несомненно, самое красивое место в академии и единственное, помимо библиотеки, где можно уединиться. Студенты, если не считать парочек, редко заглядывали в цветущий уголок, несмотря на притягательное буйство красок. Большое окно лазарета выходило именно сюда – пугать симулянтов и прогульщиков. А еще поговаривали, что в розарии когда-то давно, еще при старых хозяевах, покончила с собой девушка, и теперь ее призрак наблюдает за отдыхающими, сводя их с ума.
Кто бы ни выдумал такую чушь, Эйлин испытывала к нему несказанную благодарность. Она плюхнулась на скамейку и, не зная, чем себя занять, стала напевать. Вообще-то музыка ей всегда нравилась, особенно рок-оперы, но родители не хотели, чтобы дочка стала музыкантом – по их мнению, это еще хуже колдовства.
Вдруг из парка донеслись голоса. Один резкий, грубый, второй расслышать не удавалось. Кто-то кого-то догнал и, кажется, чем-то угрожал. Странно. Эйлин тихо поднялась и выглянула из-за невысокого каменного ограждения. Кажется, следить за другими входит у нее в привычку.
Со стороны одинокого фонтана приближались Реннен и Ноэль. Реннен казался злым, пытался хватать блондина за локоть, но тот лишь рассеянно мотал головой и просил пойти куда подальше. С Делагарди творилось нечто, явно ему не присущее: он не реагировал на оскорбления.
Скоро парни почти поравнялись с Эйлин – и ей пришлось присесть, чтобы спрятаться.
– Я сказал тебе: держись подальше! – выкрикнул Реннен.
Ноэль опять проигнорировал. Он уверенно шел к галерее, даже не пытаясь пригладить волосы, беспорядочно падавшие на глаза. Страшно захотелось выскочить и заступиться за Делагарди, в конце концов, он выглядел таким печальным…
В лазарете громко хлопнули двери, и спустя пару мгновений раздался неуверенный голос Винсента:
– Сейчас, иду!
Ну вот, теперь выходи не выходи, а все равно подумают, что она специально подслушивала. Но шаги Винсента почему-то стали затихать, он что – ушел по галерее в столовую? Эйлин наплевала на секретность и, встав в полный рост, окликнула приятеля. Тот не услышал и скрылся за еще не убранными декорациями, древними доспехами и плющом, обвивавшим мраморный коридор с колоннами, как зеленое покрывало.