Точка опоры
Шрифт:
Василий Дементьевич хохотнул и, закинув руки за спину, опять стал похаживать по номеру.
И еще один случай... Да не с каким-нибудь ординарным преступником - с князем! С Петром Кропоткиным! На допросах князь прикинулся больным и умолял перевести его для излечения в казенный госпиталь. Даже князя просьбу не уважил! Будто сердце чуяло, что из госпиталя он может легко учинить побег. И не ошибся! Когда дело поступило к судебным следователям, простофили удовлетворили просьбу князя, и тот совершил замысленное.
У него, Василия Новицкого, никто
Василий Дементьевич снова остановился перед зеркалом, указательным пальцем подтолкнул вверх кончики усов, и теплая улыбка шевельнула его губы.
Нет, он еще не старик - мужчина среднего возраста. На вид никак не больше. Правда, шевелюра серебрится. Но это даже прибавляет импозантности. В день двадцатипятилетия беспорочной службы его карьера отнюдь не кончится, он еще и не подумает об отставке. Он еще поломает шеи крамольникам - марксистам да разным демократам, одним словом, слугам сатаны, противникам престола! И к его юбилею государь всемилостивейше пожалует еще орденок. Вон как сегодня благоволил корпусу жандармов!..
В столице Василий Дементьевич уже доживал неделю. Был весьма благосклонно принят самим Сипягиным, министром внутренних дел и шефом жандармов. Обласкан, даже удостоен шутки, хотя и неловкой:
– Искровцы к вам, генерал, напрашиваются, можно сказать, в родственники.
– Шеф рассмеялся; как бы отыскивая слова, пошевелил пальцами, сложенными в щепотку.
– Путь доставки своих преступных листков назвали "путем Дементия". С намеком! Как вы терпите, Василий Дементьевич?
– Прихлопнем, ваше высокопревосходительство.
– Пора бы уже, любезный.
– Дайте нам еще несколько деньков - улов будет богаче. Мы высветили более ста преступных личностей. С помощью летучих филеров Зубатова...
– Знаю. Но пока все мелкота, не правда ли?
– Крупные агенты "Искры", как я уже докладывал вам письменно, скоро съедутся на сговор. Тут мы их и накроем. Большую ликвидацию намечаем на первые числа февраля.
Шеф одобрил план Василия Дементьевича:
– Действуйте, генерал, решительно. В недалеком будущем возможен большой судебный процесс. У вас в Киеве. Государь, я полагаю, согласится. Готовьте.
– Благодарю, ваше высокопревосходительство, за доверие.
– Новицкий встал, прищелкнул каблуками.
– Постараюсь оправдать его.
– Учтите все. Потребуйте навести должный порядок в тюрьме. Всех агентов "Искры", дни которой сочтены,
В тот же вечер, расчувствовавшись и надеясь на дальнейшую помощь, Василий Дементьевич отправил телеграмму Зубатову, хотя и ненавидел его, про себя называл штафиркой и выскочкой: "Благодарю большие услуги обнимаю крепко за ваших людей".
Через день открылся съезд начальников жандармских управлений. И там шеф, довольно лестно упомянув о нем, Новицком, просил всех напрячь силы: новому судебному процессу предстоит затмить все, что было в конце прошлого века. Смутьянство будет ликвидировано подчистую. В Сибири для могил места хватит.
А сегодня были счастливейшие часы в жизни - на банкет по случаю окончания съезда пожаловал своей собственной персоной государь. В сапогах, в простом мундире полковника. Такая скромность! Такое внимание верным слугам престола! Встал с бокалом шампанского и тихим голосом, будто отец сыновьям, сказал:
– Надеюсь: связь, установившаяся между мной и корпусом жандармов, будет крепнуть с каждым годом.
Вот и сейчас слова монарха ясно звучат в голове...
Василий Дементьевич повернулся посредине комнаты, застегнул мундир, еще раз взглянул на себя в зеркало и сжал кулак, слегка подернутый "гусиной кожей":
– Не ошибется государь в своих верных слугах. В том - слово дворянина!
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
1
Вот и закончена брошюра "Что делать?" - плод полугодовой работы, бессонных ночей, раздумий и волнений. Впрочем, волнения-то как раз и не кончились - они еще впереди. Что скажут о его труде товарищи? Как отнесутся к брошюре в России? Что будут говорить рабочие? Не покажется ли сложным его изложение теоретических вопросов? Как бы там ни было, а он стремился к тому, чтобы брошюра стала доступной российскому пролетариату.
Первым прочел Мартов; положив рукопись на стол, задумчиво почесал в бороде.
Владимир Ильич ждал, следя за его глазами. В них то вспыхивал запальчивый азарт, то вдруг приглушался. Длинные, словно у пианиста, белые и слегка дрожащие пальцы правой руки юркнули в карман пиджака, зашелестели пачкой сигарет:
– Ты уж извини... Твоя брошюра - сложное явление, и без курева я не могу...
– Готов терпеть, - усмехнулся Владимир Ильич.
– Только ты со всей откровенностью. И без обиняков. Стоит издавать?
– Ну, этого-то вопроса я не ожидал!
– Мартов выпустил дым в потолок, повернулся впалой грудью.
– Тут каждая страница дышит крайней убежденностью автора в своей правоте и непоколебимости.
– А в целом?
У Мартова вдруг осекся голос. Покашляв, он заговорил с некоторым холодком:
– Я понимаю твое стремление дать критический анализ теории и практики российской социал-демократии. Но такая предельно жесткая полемика не могла не остановить моего внимания.
– Это, милый мой, кто как умеет.