Точка сингулярности [= Миссия причастных]
Шрифт:
А вот в гараже меня ждал маленький сюрприз. Там стоял почему-то лишь новехонький Белкин «Опель-Вектра». И с какой радости она решила, что для поездки с сыном в Дрезден нужен именно мой полноприводный «Субару-Форестер»? Это уже потом я узнал, что, изучив утром какой-то старинный путеводитель, мои лихие путешественники, не меняя направления, слегка изменили планы и махнули в Саксонские горы, имея конечной точкой маршрута знаменитую крепость-тюрьму Кёнигштайн. Андрюшка, как увидал на гравюрах могучие стены, вырастающие прямо из скал, смотровые башни, пушки, подземелья и подъемные мосты надо рвом, сначала даже не поверил, что это все до сих пор цело, но Белка разыскала ему современную
Есть, однако, хотелось невыносимо, поэтому я решительно выкинул всякую тревожную чушь из головы и не стал звонить Белке — к чему дергать посреди дороги людей, отправившихся отдохнуть и развлечься? Ведь она точно так же может позвонить мне. Короче, оставив дом на кота Степана, я потихонечку тронулся. Из нашего поселка иначе как потихонечку не выберешься, брусчатка кругом. Зато уж, вырвавшись на широкую улицу, летящую вдоль парка и больше напоминавшую загородное шоссе, я и разогнался по-загородному. Машин здесь всегда бывало немного, а о пешеходах и говорить не стоило.
День выдался прохладный, и вообще погода явно портилась: тучки, уже закрывшие солнце, собирались в большую хищную стаю и готовили какую-то пакость вроде мелкого, противного дождика. Настроение, однако, сохранялось преотличнейшим.
И вот на углу Адлергештель и Дёрпфельдштрассе я чисто по-московски поддал газу на мигающий зеленый, а на перекресток влетел уже, как говорят в Германии, «на темно-желтый» (аналог нашего выражения «на бледно-розовый»). Место это просторное, видно далеко в любую сторону, потому я и лихачил. И все бы ничего, да только слева ехал ещё один такой же джигит. Я увидел его, тормознул, даже руль чуть вправо вывернул, но столкновения избежать не удалось. Роскошная белая «бээмвуха» семисотой серии, даже не попытавшись маневрировать, влепилась мне в крыло, аж капот вздыбился. В тот же миг передо мной надулась ненужная в данной ситуации подушка безопасности (вот, черт, они же одноразовые, новую придется покупать, а это щестьсот марок!). Я повернул ключ, на всякий случай обесточивая все системы, осознал, как мне, в сущности, повезло, и первым делом набрал номер своего страхового агента. Собственно, оно же стало и последним моим делом — все необходимое довершит Клаус, то есть этот самый агент.
«Вот и пообедал! — горькой досадой промелькнуло в голове. — До ресторана теперь нескоро доберусь». О том, что это могло быть намеренное покушение, думать не хотелось, только правая рука автоматически нырнула под пиджак, нащупывая в кобуре пистолет. Еще для подобных случаев у меня имелось удостоверение сотрудника германской разведки БНД. Это совсем не то же самое, что гэбэшная ксива в Москве — дорожная полиция Берлина строга ко всем в равной мере, но благодаря довольно долгому влиянию старшего брата — Советского Союза — для некоторых немецких граждан представитель спецслужбы все-таки является человеком высшей касты. Однако сейчас с волшебной пластиковой карточкой торопиться явно не следовало.
Водитель «БМВ» выскочил первым и уже подбегал ко мне. Личность оказалась колоритная: бритая голова, торчащая из могучих плеч практически
«Во всем мире они одинаковые: что в Марьиной Роще, что в Бронксе, что в Кройцберге…» — успел подумать я. Но тут-то и выяснилось, что мой новый знакомый, как раз не из Кройцберга, а скорее откуда-нибудь из Балашихи.
— Ну ты даешь, братан, ну ты попал сегодня на бабки! — чувства распирали парня, и он выдал это на чистом русском.
А может, он ещё вчера ложился спать в Москве или провел ночь в казино среди условно одетых девочек, а сегодня с бодуна, не слишком различая Шереметьево и Шёнефельд, двинул по автобану на запах денег. Когда ему было разбираться, по какому именно городу шуршат широкие мягкие колеса?
Что ж, пора тебе, брат, напомнить об этом!
На хорошем «хох-дойче» медленно и предельно вежливо я объяснил своему обидчику, что именно мой автомобиль был для него помехой справа, поэтому — при прочих равных условиях — попал-то как раз он, а не я.
Верзила, увешанный золотом, не понял, кажется, ни слова, только интонации схватывал, как большая умная собака. Безусловно, отметил он и мою правую руку за пазухой, и уверенное выражение лица без малейшей толики растерянности или страха. В общем, он стремительно сбавил обороты и, почти извиняясь, сообщил:
— Ихь не шпрехен по-вашему. Дойч — ноу!
Вот тут уж и я счел возможным переходить на русский:
— А коли не шпрехен, так и не выёживайся. Думаешь, если у меня простенький «опель», а ты весь в голде и на таком «байере» рассекаешь, значит самый крутой, что ли? Ты на меня крошки-то не сыпь и фантиком не шурши! Значит, говоришь, тебя помяли, а я на бабки попал? Тоже мне нашелся фуцин! Обидели мышку! Написали в норку!.. Значит так: пять штук марок на капот — и свободен!
Совершенно обалдев от родной лексики и моего бешеного натиска, парень прошептал:
— У меня нет марок, только баксы.
— Ну вот, — обиделся я, не выпуская из рук инициативы, — значит, мне ещё с твоей зеленью по здешним банкам бегать.
— Постой, земляк, — парень начал приходить в себя. — Меня Толяном зовут. Давай наши тачки в сторонку отгоним и по-хорошему договоримся.
Я тяжело вздохнул:
— Толян, проснись наконец! Ты сам-то откуда?
— Питерский я.
— Так мы не в Питере, Толян, это Берлин.
Ответ его был достойным. Особенно вторая часть:
— Да, я знаю. Мне уже говорили.
— Что? — картинно удивился я. — Ты меня не первого, что ли, боднул?!
— Да нет, — он махнул рукой, — просто мужик один в аэропорту, он ещё у нас в Союзе учился, поэтому по-русски петрит, объяснил, что теперь здесь надо по-немецки разговаривать. А я, понимаешь, братан, в школе английский учил.
— Так говори по-английски — тоже сойдет!
— Не могу, — признался он честно. — Все забыл.
— Тогда слушай меня. Поскольку здесь не Питер, придется ждать и моего страхагента, и полицию. Они составят протокол, мы заплатим штрафы строго по закону и распишемся в том, что не имеем взаимных претензий. Для моей страховой компании ты напишешь, что признаешь свою вину, чтобы я все полностью мог получить, а с тебя лично я ни пфеннига требовать не стану — считай, что пошутил.
Он потупил взор и смотрел на свои кроссовки сорок девятого примерно размера, мыски которых волнообразно двигались. Очевидно шевеление пальцев ног было у него как-то связано с работой мозга.