Точка сингулярности [= Миссия причастных]
Шрифт:
— Там была не водка, что ли? Ты их подговорил?
— Да водка там была, водка. Я их всех впервые вижу!
— Но как это возможно? Объясни.
— Объяснить трудно. Могу сказать только одно слово: Шактивенанда. Ты же знаешь этого человека, все должно быть понятно без объяснений.
— Я слышал про его методики, но думал, что это сказки.
— Цинизм для политика необходим, — философски рассудил я, — но излишний скепсис иногда мешает в жизни.
Лешка не стал спорить.
А дома я ощутил жуткую усталость и быстро провалился в сон. Чтобы проснуться уже где-то посреди дня, и узнать, что сразу после завтрака (обеда, ужина?) надлежит ехать
Часов в шесть вечера они все таки подали мне военный лайнер прямо в Жуляны. Почему-то это был американский суперистребитель, но циклопического размера, то есть по очертаниям он напоминал невидимку, какой-нибудь «Стеллз» Ф-117, а внутри оказался просторным и невероятно комфортным, ну прямо как швейцарский представительский самолет «Фалькона». Оказывается, Украина проводила совместные маневры с НАТО, вот это чудо техники и подвернулось под руку. Места там было немного, но по замыслу на двоих — пилоту и мне. Так что пассажиру ввиду экзотических параметров машины даже краткий инструктаж полагалось пройти. Зато лететь было недолго.
А перед этим Лешка сам любезно доставил меня прямо к трапу. Опять непрерывно валил мокрый снег, дворники лениво сметали его с ветрового стекла, настроение было грустным, и в течение всего очень недолгого пути мы оба сонно молчали.
— Удачи, — сказал он, расставаясь. — Звони. Хочется верить, что мы все-таки делаем общее дело.
— Мне тоже, — кивнул я.
Глава шестая. Магическое число
Пилот оказался немцем из Гамбурга, и я очень мило поделился с ним своими свежими впечатлениями от его родного города. Да ещё на его родном языке. Разговор, конечно, шел через наушники, так что мало напоминал сердечную беседу, к тому же после взлета я далеко не сразу пришел в себя. А когда пришел, хлебнул чего-то прихваченного с собою из фляжки и довольно быстро задремал, поразив этим бывалого военного пилота.
Подмосковный аэродром порадовал нас сильнейшим морозом и мертвой тишиной. Спецрейс не встречал никто. Мне уже приходилось улетать и прилетать конспиративно, но не до такой же степени! Выбравшись из-под крыла красавца-истребителя, показавшегося вдруг уродливым чудовищем, я огляделся. Небо было почти черным, только чуть-чуть светлее ближних елок, а освещение взлетно-посадочной полосы весьма условным — синие и красные огоньки предназначались скорее для самолетов, чем для случайно оказавшегося здесь пешехода. Вдалеке невнятно маячил размытый силуэт автобуса или грузовика. В общем, определить на раз, Кубинка это, Жуковский или ещё что-то, не представлялось возможным. Я, было, решил спросить об этом пилота, но он очень споро задраил нижний люк — совершенно немыслимая деталь в устройстве нормального истребителя! — и начал маневрировать. Мое отчаянное махание руками никакого действия не возымело. Оставалось лишь надеяться, что добрый друг из Германии не намерен давить меня или сжигать в раскаленной реактивной струе. Правила безопасности парень и впрямь предпочел соблюсти, я проследил глазами его взлет, а потом примерно сориентировался, куда идти.
Ситуация складывалась крайне дурацкая. Фээсбэшные документы мне, разумеется, подготовили, но вот легенды не имелось никакой, была только полная уверенность, что меня встретят. Очень мило, конечно, уверять в этом военную комендатуру или разведку. Прежде чем дадут позвонить, успеют вволю потоптать ногами… Черт! Вот именно — позвонить!
Связаться с ней я, конечно, не успел. Из темноты, как дикий хищный зверь вырвался луч прожектора и ослепил меня, последовал крик, перемежаемый матюгоном:
— На землю! Лицом вниз! Бросить оружие!
Я никогда не считал мобильный телефон в полном смысле оружием, поэтому бросать его не стал, но лечь на землю почел за лучшее.
«Вот и влип ты, Разгонов, — подумалось мимолетно. — И где же твоя лучшая в мире охрана? Или это она сейчас и надрывается, приняв большого человека Сергея Малина за немецкого шпиона в лучших традициях сталинских времен?»
Бить, к счастью, не стали, но и разговор по-хорошему не получался. Документы мои они находили и изучали без моей помощи, поэтому всяких корочек на столе перед начальником оказалось чуточку слишком много для одного человека: ФСБ, германская разведка БНД, ГРУ, криминальная полиция Берлина, охрана штаб-квартиры НАТО, простое российское МВД и, наконец, магнитная карточка без единой буквы, с одними лишь цифрами — специальный пропуск в высшие инстанции службы ИКС. То, что я шпион, им стало ясно без всяких комментариев. Комплект моего вооружения от тривиальной «беретты» и стреляющей ручки «стингер» (более характерных для «Моссада», чем для Красной Армии) до совершенно непонятных им микроприборов и ещё более загадочного оборудования в чемодане, к которому они и притрагиваться-то не решались — все это окончательно убедило моих доблестных военных летчиков в неминуемом повышении по службе каждого из них и в самое ближайшее время.
Меж тем у командира, имевшего звание майора, мозги явно начали перегреваться от попыток понять, кто же я есть. Вовсе не хочу оскорбить этого очень смышленого человека. Ведь у тупых мозги никогда не перегреваются просто потому, что вообще не приучены работать. А этот как раз был способен на многое, да уж больно неблагодарная задачка выпала на его долю. Генералов в ночной час беспокоить не хотелось, и он призвал на помощь некого полковника, — как я успел понять, не непосредственного начальника, а скорее друга, но явно особиста, находящегося в прямом подчинение то ли ГБ, то ли ГРУ. Тут-то и начался действительно серьезный разговор.
Я не торопился говорить, я ждал пока они все выводы сделают сами, а потом, когда уже не смогут обойтись без вопросов — вот тогда и будут охотно слушать меня. Я должен был заставить их слушать, и для этого прежде всего требовалось говорить кратко. Долгих речей от шпиона никто терпеть не станет.
— Ваше настоящее имя? — полковник родил наконец вопрос.
— Мое настоящее имя — Малин Сергей Николаевич. Я действительно сотрудник ФСБ.
Это была чистейшая импровизация, и Тополь, и Верба напоминали мне, что я снова стал Разгоновым, но я уже увлекся ролью и в голосе моем зазвенел металл:
— И попрошу вас, товарищ полковник, немедленно уточнить, кто именно отвечает за встречу здесь, в Москве, натовского истребителя из Киева.
Весь этот текст произвел неизгладимое впечатление как на моего полковника, так и на всех младших по званию. Глаза у них полезли на лоб, но явно не от почтения к всесильному и всем известному генералу Малину — от чего-то совсем другого. От чего же?
Уже секунды через три я сообразил. Отметил, как они переглянулись между собой и сыграл ва-банк: