Точка возврата
Шрифт:
Казалось бы, практически все мои проблемы вполне решаемы. Рано или поздно группа соберется вместе. Вероятность гибели Дока не столь уж велика. Если его не накрыло первым залпом, под второй он бы точно не сунулся. Раненых, если понадобится, можно пристроить к очень дорогому и очень молчаливому хирургу. В конце концов, ведь и во Львове кто-то лечит пострелянных бандитов. Но что-то все же не давало мне покоя всю дорогу, и только на подъездах к городу я понял что.
Конечный пункт нашего следования, особняк на улице Сверчинского, точнее, Лариса. А если еще точнее — глаза. Черные, с оловянным отливом глаза
Вот поэтому я не назвал шоферу адреса, а попросил его остановить подле первой же шеренги таксофонов. Я показал ему еще сотенную и спросил:
— Хочешь премиальные? Перепуганный водила только пожал плечами.
— Сделай для меня дополнительную услугу. Тот снова только кивнул.
— Покажи документы.
Водила покорно показал мне паспорт и права. Я показал ему, что внимательно их изучаю, потом вложил в паспорт доллары и протянул ему со словами:
— Я забуду твое имя и твой адрес, если ты забудешь, все что с тобой было сегодня. Понял?
Он понял прекрасно, я это видел по его роже. Мы с Мухой выгрузили Свету, усадили ее на лавку, а я набрал номер Ларисы. Ответили мне быстро, причем на проводе оказался Артист собственной персоной.
— Алло! Ты, Пастух? — только и сказал он. — Приходи кофе пить, где обычно.
И положил трубку.
Где обычно? Ну конечно, на Армянку. Там, где мы начали бои местного значения.
Свету мы отвезли к ней домой. Слава богу, не было ее стариков, уехали на дачу. А то интересно, как бы мы с Мухой смотрели им в глаза. Впрочем, ее судьбу нужно было решать безотлагательно. Но для начала мы все же встретились с Артистом.
— Как Света? — Это было первое, что он спросил.
— Ранена, — ответил я.
— Серьезно? — Артист побледнел.
— Да.
— Где она?
— У себя дома.
— Тогда доклад по дороге, хорошо?
— Куда едем?
— Я знаю куда.
При виде Артиста Света ожила, даже румянец пошел по щечкам. Бедную девушку снова пришлось грузить в такси и трясти по гробовым львовским дорогам. Всю дорогу Артист держал ее голову на своей груди, гладил, что-то шептал на ухо. Мне он дорогой только и успел доложить, что у Бороды засада. И опять мы выгрузили нашу раненую на перекошенную лавочку. Правда, эта лавочка стояла во дворе больницы.
Артист очертя голову бросился в больницу и довольно скоро вернулся в сопровождении двух санитаров с носилками. Свету унесли. Артист сопровождал ее до палаты, что-то еще хлопотал, наконец вернулся к нам. Тогда уж мы услышали его подробный доклад.
При приближении к городу Борода начал нервничать. Он ерзал на сиденье, тер лоб, прикрывал на секунду глаза, но тут же вскидывался, кусал губы.
— Болит? — сочувственно поинтересовался Артист.
— Болит, конечно, — честно признался Борода. — Но не в этом дело.
— Что-то не так?
— Да все не так.
Мотор и подвеска древней «БМВ» давали возможность говорить не боясь, что водитель услышит.
— Все
— Ах да! Ты же художник, у тебя интуиция.
— Не подкалывай. Интуиция меня редко подводит. Тем более, что такое интуиция? То же самое логическое мышление, только проходящее в подсознании. Подсознание строит логическую цепочку и выдает в сознание конечный результат.
— И какой же у тебя конечный результат?
— Нехороший. Опасность чую. Где мы могли проколоться?
— Если честно, то только на твоей Ларисе.
— Вот и я так думаю. Только не хочется так уж плохо о ней думать. Вряд ли она могла бы...
— Ты знаешь, часто баба ради любовника такое может...
— Ты этого Витю имеешь в виду? Да ну. Это у нее заскок. Это она, чтобы тебя позлить. Уж больно она тебя хотела. Витя — явная пешка. Привидение привидением.
— Это ты зря. Не так-то он прост. Может быть, он немного и «тормоз», но глаз у него внимательный, поверь мне.
— Ах да! Ты же у нас разведка!
— Ты теперь меня подкалывать будешь? Я серьезно.
— Ладно, верю. Давай вот что. Ко мне не поедем. Мне в любом случае к врачу надо.
— Ты знаешь подходящего врача?
— Есть один. Доктор Розенблат.
— Ты говорил, что во Львове нет евреев.
— Этот последний. У него отделение травматологии самое шикарное в республике. Правда, он в какой-то момент начал лечить бандитов без доклада в органы и хорошо на этом зарабатывать.
— Ты его осуждаешь?
— Да нет. Он же не все себе. Такую клинику отгрохал! Он действительно классный хирург. С моим отцом дружил, так что, думаю, и мне не откажет в небольшой помощи.
— Хорошо, с тобой ясно. А я проверю твою хату.
К двум были во Львове. Доктора Розенблата пришлось подождать четверть часа — он был на обеде. Его появление в отделении было слышно раньше, чем видно: мощный, едва не оперный бас разносился далеко по коридорам, не находя препятствия среди поворотов и перегородок. Наконец носитель этого мощного голоса вывернул из-за поворота коридора, сопровождаемый свитой из белых халатов, еле поспевающих за его саженной походкой. Это был рослый, мощный мужчина, с большими губами и носом и буйными, черными с проседью кудрями, выбивавшимися из-под белой шапочки. Борода, опираясь на Артиста, поднялся ему навстречу. Доктор притормозил.
— Я к вам, Леопольд Аронович, — с кислой улыбкой промямлил Борода.
— Да. Что? — Бас заполнял весь больничный корпус, действовал как-то подавляюще.
— Леопольд Аронович, я... Вы, наверное, меня не помните, я Шуры Кулика сын...
— Да. Что?
— Леопольд Аронович, тут надо бы конфиденциально... — мямлил Борода.
— В шестую.
— Лео...
— В шестую.
Доктор скрылся в ординаторской, засосав за собой весь медперсонал из коридора. Но от группы сопровождения отделилась все же сестричка и помогла Артисту отвести раненого в шестую палату. Там было две свободные и две занятые койки. Борода тяжело опустился на ближайшую свободную. Сестра вынула из стенного шкафа белье и халат, положила на койку, извинилась, ушла. Снова ожидание и снова недолгое. По коридору прогремел бас, приблизился, и вот доктор Розенблат уже возвышался над бледным, изможденным Бородой. Однако сперва он обратился к Артисту: