Точка возврата
Шрифт:
Первый шаг на этом пути — полный разрыв Украины с Россией и Белоруссией, ориентация на Запад и только на Запад. Но в то же время Украина не должна войти в мировое сообщество как равноправный член. Равноправных членов и без нее хватает. Идеальная ситуация — внешнее управление страной при марионеточном правительстве. Для этого и готовились в Карпатах террористы. Цель здесь была двойная: с одной стороны, втянутая в серьезный конфликт на Кавказе Россия соглашается продавать нефть по диктуемой ей цене и вообще позорится на весь белый свет как страна, не умеющая содержать себя в порядке. А провокации против
Гриша также сообщил, что Голубков не сомневается, что проникновение банд на территорию Российской Федерации будет нами предотвращено, рекомендует не расслабляться. Коварный Коэн обязательно использует для каких-нибудь провокаций. Каких — пока самому Голубкову неизвестно. Выяснить и предотвратить — наша задача. Поэтому генерал просит меня и мою группу не покидать город до отбытия папы в Рим.
Шифровки, некогда извлеченные из сейфов СНПУ, рассказали не только о связях западноукраинских националистов со службой «ди-фо». Каким-то чудом, при помощи моей интуиции, что ли, мы откопировали поименные списки тех самых групп, которые предназначались для заброски в Центральную Россию. Теперь нашим спецслужбам не составит труда оказать этим группам достойный прием в Москве. Но генерал Голубков лично просит Пастуха отрядить человека для сопровождения этих групп. Для надежности. Когда и каким поездом поедут диверсанты, нам предстоит выяснить самим.
Отъезд в Москву, таким образом, откладывался, а мои задачи выходили далеко за рамки встречи и обеспечения безопасности где-то пропадавших людей из моей группы и львовского «подполья».
Нет, в этом городе решительно все было схвачено! Увидев на моем лице некоторую задумчивость, сообразительный Гриша робко вставил:
— Я, знаете ли, тут уже выяснил, на каком поезде они поедут...
Мы все трое только вытаращились на него.
— Я это... У меня сеструха в кассах вокзальных работает. А билеты продаются по паспортам. Я как приехал, сразу к ней. Она в компьютер на работе у себя залезла и сразу мне сказала.
— Когда?
— Завтра. Утренним. Семьдесят четвертым. В восемь пятьдесят. Вагон семь. Плацкартный. Места с первого по семнадцатое.
— А что раньше молчал?
— Я боялся, что что-то не так сделал...
— Все так сделал, — одобрил я и обратился к Мухе: — Поедешь ты. У тебя опыт общения с сезонными рабочими. Потрешься неподалеку от них, проконтролируешь обстановку, а в Москве тебя Голубков встретит.
— Без проблем, командир.
— Гриша, еще билет твоя сестра сможет сделать?
— Она уже придержала два билета в соседнем вагоне...
— Хватит и одного. Тебе, Григорий, от имени партии, правительства и от себя лично выражаю искреннюю благодарность. Шучу. Спасибо, Гриша, молодец!
— Смогу. Я там гитару недорогую от хорошего мастера купил. Там это дешевле. Я давно такую хотел. Если что, скажу, что для того и ездил.
— Да ты, Гриша, перспективный агент! Сам на связь не выходи, если понадобишься, мы на тебя выйдем.
Но Гриша до конца операции нам не понадобился. Больше мы так и не увидели Гришу — надежного человека. Да, умел Борода подбирать людей в свой подпольный обком!
Леопольд Аронович Розенблат взял со стола пачку банкнот, подошел к Артисту вплотную, оттянул лацкан Артистовой куртки, точным движением положил деньги ему во внутренний карман и строго посмотрел Семену в глаза.
— Надо еще что-то объяснить? — сказал он.
— Я все понял, — отвечал Артист.
Розенблат запер кабинет изнутри на ключ, извлек из шкафчика колбу с остро пахнущей ароматной жидкостью, две мензурки и поставил на стол. Выпивка не входила в планы Артиста, он, собственно, зашел проведать Свету, сказать пару слов Бороде и, конечно, решить вопрос с гонораром доктору. Но не родился еще на свете человек, который сумел бы возразить доктору Розенблату.
Собственного рецепта водка из чистейшего медицинского спирта была мягка и вкусна, закуски доктор не признавал, и беседа скоро стала приятной и непринужденной. Доктор сразу же отверг обращение по имени-отчеству и приказал называть его «дядя Лео», потому что его давно так никто не называл.
— Женишься на ней? — спрашивал дядя Лео.
— Женюсь! — решительно отвечал Сеня.
— Правильно! Женись! Девушка — золото! Ей общий наркоз было нельзя, а местный в костную ткань не проникает. Что она пережила у меня на столе, это только Богу одному известно. И молчала всю операцию и лежала смирно. Я кого только не резал, и баб, и мужиков. Но таких пациентов у меня на столе еще не было.
Артист молчал и только зубы стискивал.
— Ходить она будет. Это я тебе обещаю. Но гнуться нога не сможет.
— Может, ее в Москву? — робко спросил Артист.
— Сеня! — Снова мягкий голос дяди Лео превратился в гремучий бас практикующего хирурга. — Ты можешь повезти ее хоть в Нью-Йорк! Но и там нет человека, который отменил бы диагноз доктора Розенблата! Там немного лучше с аппаратурой, но вот с этим там не лучше. — И доктор выставил Артисту напоказ сильную и ловкую руку хирурга. — Но ты наплюй на это, Сеня. Женись!
— Я наплевал на это, дядя Лео. Я женюсь на ней. В кабинет постучали.
— Какого еще надо! — ответил непрошеному посетителю громовой бас.
— Леопольд Аронович, я только хотел спросить... — послышался перепуганный голос Бороды.
Бороду впустили. Первым делом доктор задрал на нем больничную рубашку, оттянул край повязки, повернул раненого к свету и, удовлетворенно кивнув, приказал ему достать из шкафа третью мензурку. Борода поспешил выполнить приказание.
Борода сориентировался почти молниеносно, понял, что все сказанное в такой компании ни под каким видом не просочится наружу. Поэтому, выпив первую, Борода решительно спросил: