Точка возврата
Шрифт:
Группа? Этого не хватало. Между тем Борода докладывал:
— Меня зовут Андрей Кулик. Фамилия, как видите, нейтральная, может сойти и за русскую и за украинскую. Этим и пользуюсь. Кое-кто из моих однокурсников, я в политехе на архитектурном учился, ушел в национализм. Некоторые из них неплохие в целом ребята, просто дураки. Не понимают, во что их втягивают. Так вот, перед ними я делаю вид, что поддерживаю их идеи. Противно, конечно, но что мне остается?
— Вы сами не входите в местные организации?
— Можно на «ты», мы, видимо, ровесники.
Ровесники? Ну ты хватил!
— А не членом местных националистических организаций ты состоишь?
— Ну нет, это уж слишком противно... У меня отмазка — я художник, человек не от мира сего, нестроевой, пьющий. Чего с меня взять..
— Много пьешь?
— Пью? Нет, не много. Просто репутацию поддерживаю.
— Сколько человек в вашей группе?
— Пятеро. Прямо надо мной живет Лариса. Она сейчас на работе, служит в отделе кадров местного радио. Тоже поставщик информации. У нее, скажем так, много знакомых среди людей со связями.
— То есть она добывает информацию через постель? — поинтересовался прямолинейный Док.
— Ну, не всегда...
— Понятно.
— На одном этаже с Ларисой, это от нас по диагонали, живет Николай Иванович Соколов. Он уже старик, ему за семьдесят. Но дед золотой! Мы его так и называем — Дед. Он в войну был разведчиком в этих местах. Он у меня инструктор. Конспирация, анализ информации и так далее. Есть еще Гриша и Света. Просто хорошие ребята, на них можно положиться. Помогают по мелочи.
— А ты, значит, командир этого подполья?
— Именно так.
— Как ты передаешь письма в Москву?
— У меня там брат. Уехал еще в девяносто третьем. Учился в консерватории, сейчас лабает в кабаках. Мы передаем друг другу пакеты через проводников. Довольно чистый канал, проводники нас знают, мы похожи, ничего подозрительного — передачи между близкими родственниками.
— Что ты делал в Москве в девяносто пятом?
— Тоже поступал. В Художественную академию.
— Поступил?
— Поступил, но учиться не смог. У меня российского гражданства нет. А для иностранцев — только за деньги.
— Почему же не получишь гражданство?
— Как? Еще в девяносто третьем ездил в Киев, в посольство. Там меня послали. Хотел в Москве как-то это оформить. Но там у вас предусмотрен замкнутый круг: без гражданства не прописывают, без прописки не дают гражданства. Так я и остался хохлом.
— Кто тебя курирует в Москве?
— Майор... Фамилию я не скажу, не имею права. Он меня проинструктировал, чтоб я не предпринимал никаких действий, только чтобы информацию собирал, и все... Только боюсь, что до сих пор к моей информации никто серьезно не относился.
— Так оно и было.
— И зря. У меня полгорода знакомых, мне доверяют, считают за своего. Так что все мои сообщения были точными.
— Зачем тебе все это нужно?
— Как?! Я же русский человек! Тут готовится агрессия против России, а я что, молчать должен?
— Россия тебя даже в граждане свои не приняла.
— Это не Россия. Это сволочи, живущие в России.
— Тебе шесть лет никто не отвечал. У тебя столько энтузиазма, что его хватило на все это время?
— Я уже
— А где ты родился?
— Здесь.
— Так, выходит, работаешь против своей страны?
— Это не моя страна. И зла Украине я не желаю. Я работаю против фашистов.
— Но население местное их поддерживает!
— Не все. Народом манипулируют. Народу что надо? Хлеба и сала. Если хлеба и сала мало, им объясняют, кто это все съел.
— У тебя есть план действий?
— Почти никакого... Главное, у Ларисы есть приятель из штаба СНПУ, Павло Шкрабьюк. Вроде все, что могла, все, что ей было под силу, она из него выудила — больше ничего нового не говорит, даже по пьяни. Вроде уж он-то точно должен бы знать, где эти проклятые лагеря. А все равно так мы и не поняли, как они, черти, эти базы спрятали! Ясно, что в Карпатах. Ясно, что в Горганах. Это местность такая горная. Там камни сплошные, никто не живет. Мы с Гришей десять дней топали, ни одного человека не встретили. И никаких следов баз или лагерей.
— Какие ты хотел следы?
— Коммуникации. Как Дед учил. Воинская часть обнаруживается по коммуникациям. Должна иметь связи с внешним миром. Ну, хотя бы ответвления от ЛЭП. Искал неместный транспорт на горной дороге. Там ведь, кроме какого-нибудь лесовоза или сельского грузовичка, ничто не ездит. Хотел увидеть если не военную технику, то хотя бы как им продовольствие подвозят.
— Что там за ракетный дивизион?
— Это вот здесь. — Борода достал очень грубую карту и показал. — Мне это показалось подозрительным. «Точка» — и в горах. В советское время такой дивизион стоял в Виноградове, в Закарпатье. Может, это он и есть.
— Откуда ты знаком с «точкой»?
— Служил. В восемьдесят пятом — в восемьдесят седьмом. Замначальника расчета. Старшина запаса.
— Ты видел ракеты?
— Нет, там не подберешься. Но я слышал ночные учения.
— Ты не спутал?
— Нет, ни в коем случае! Сначала подумал, что это, может, БМП — у них движки такие же, как и у «точки». Но когда АИПы врубили, сразу все понял.
— АИПы?
— Автономные источники питания. Сорокасильные тракторные движки. Стоят на каждой пусковой, чтоб не гонять маршевый для боевой работы.
— Почему дивизион, а не полк?
— Места у них мало. Дивизион туда и то с натягом влазит.
— Ты не допускаешь, что боевики могут как раз проходить обучение на «точке»?
— Вряд ли. Как они ее протащат на Кавказ? Кроме того, это ВС Украины. Они в войне не участвуют.
Вот так. Задавать вопросы начал Борода, но разговор незаметно превратился в допрос его самого. У меня не было оснований не верить ему. Он даже располагал к себе. Но расслабляться было нельзя. Если бы все было чисто, в дом уже давно бы ввалился Муха. Для Бороды это был бы сюрприз, но, надеюсь, он бы его как-нибудь пережил. Но Мухи не было. Значит, заподозрил неладное. Видимо, решил пока не светиться, контролировать ситуацию со стороны. Будем и мы настороже.