Точка возврата
Шрифт:
Шредер вздохнул, поставил на колени безразмерную сумку. Полиции нечего бояться, ведь просчитан ответный ход; если все пойдет, как задумано, они сами от него отстанут. Улыбнулся: «Неплохая идея! Лугов, заложница, готы и прочее кино. Этот придурок любит жену, даже сюда сунулся, не испугался. Кретин!» Самодовольство улетучилось, а злости не получилось. Все было уже неважно. Вспомнилась Леся. Детская улыбка, сияющие глаза, светлые волосы, запах весеннего леса. «Будет ли искать, тревожиться, ждать? Знает ли, что я за зверь? Почувствует ли, что нет меня больше?»
Казалось, она возвращается в космос, а не он убегает в никуда. Поправил слегка отклеившуюся бороду, в нос ударил кислый капустный дух.
Домой возвращаться нельзя. Залечь где-нибудь на время, отсидеться,
Не торопясь, прошел вдоль прилавков, не глядя, бросил в телегу пару свертков. Осмотрел покупательниц. Удобно, что набор продуктов выдаст хозяйку с головой. Есть ли семья, муж, дети. Даже увлечения и пристрастия, взгляд на жизнь можно угадать. Жаль, вокруг ничего интересного. С трудом протиснулся между набитыми доверху тележками и свернул в кондитерский отдел. Взять, что ли, пару шоколадок, погрызть в машине. На весь ряд только двое мальчишек, шумят и толкаются около «киндерсюрпризов». Интересно смотреть не на товар, а на людей. Лица. Философия тянула в дебри. Сзади кто-то коснулся его плеча:
— Разрешите пройти!
Вздрогнул, дернулся, обернулся. Девушка ойкнула, красная пластиковая корзина стукнулась об пол, выпала зубная щетка, розовый йогурт брызнул на ботинки, растекся по полу. Быстрый взгляд, мгновенная оценка. «Она! Она, голубушка!» Худенькая, высокие каблуки, неприметное лицо, длинная светлая коса. В глазах усталость и испуг.
— Простите ради бога! — кинулся подбирать вещи. Вручил корзину, улыбнулся. Неплохо получилось, она расслабилась, вздохнула:
— Ничего страшного, бывает! — в тоне интерес.
Его развить, и дело сделано. Будет не трудно. Девки на силу падки. А она в Шредере так и сквозит. И ум, само собой. Уболтать сможет. К тому же изображать мачо куда приятнее, чем попа. Ассоциация скакнула в недавнее прошлое: кладбище, сырость, церковь, свечи и много-много слов. Та девица была очень похожа на эту: такая же невзрачная серая мышь, глупая и несчастная, как большинство. Тогда здорово провернул дело, гроссмейстер, виртуоз. Неужто идиоты всерьез думают, что он будет кого-то похищать, удерживать?! Ха! Гемор сплошной и риск! Да еще хата нужна неприметная, тихая. Хорош бы был, припрись с ней в Соколове Уже на нарах бы парился. Шредер улыбнулся. Внутри всегда жила уверенность, что тюряга не для него. Солдат удачи не сдается в плен. Настроение поднялось, прибавилось драйва. Девушка слушала, как зачарованная. Да, не умеют парни говорить, не балуют вниманием.
Настя. Он назвался Стасом. Девчонка словно на ладони. Приехала из Калуги, снимает однушку на самом отшибе у МКАДа. Работа с девяти до шести. Менеджер по продажам, придаток к компу. Ни семьи, ни любви, одни мечты. Но сегодня что-нибудь сбудется.
Она готова его пригласить. И ни
Торт с фруктами, розовое «Мартини», красная рыба, конфеты. Как она радуется этим пустякам! Погрузили пакеты в багажник. Та, другая, тоже ничего не боялась. Видно, он внушает доверие. Смешно. А может, бабы чуют, как знать. Он никогда не убивает без нужды, зачем портить равновесие. Сам придумал, сам верит. Та дурочка должна жить, чтобы его оправдать. Децил — другое дело! Все из-за него, и знает много. Замочили или опять лоханулись, дебилы? Если гаденыш жив — придушит своими руками. С остервенением впился в руль, машина дернулась вправо. Хорошо, трасса почти свободна, Настя все щебечет без умолку, легкая, веселая, похорошевшая. Вспомнилась Леся. Та умела молчать со смыслом, говорила, только когда нужно. Девчонка начинала утомлять, или сказывался тяжелый день. Скорей бы добраться. Нищий двор, фонари не горят, обшарпанная девятиэтажка. Машин понатыкано. Ну и хорошо. Не станет он парковаться у подъезда, все равно что объявление о своем присутствии вывесить. Вонючий лифт, исписанные стены, квартирка на последнем этаже, тесно, мерзко, неуютно. Давно не сталкивался с подобным убожеством, захотелось бросить все, бежать. Некуда. «Последнее пристанище, последние часы»… Откуда эта киношная сентиментальность? Или трусишь, солдат? Рассеять мрак. Бросил пакеты на кухонный стол, обнял девицу, в последний раз все должно быть зашибись.
Глава 28
Утро следующего дня
— Что приперся в такую рань! Читать не умеешь?! — и хлопнул дверью перед носом у хрупкого светловолосого паренька. Покачнулась пластиковая табличка: «Участковый Котов В. М., часы приема…»
«Вот зараза! И он за пацана принял!» Николай поморщился: здесь не «наружка», и внешность ботаника мешает работать.
«Филин, как всегда, мечется: то с тем напряжет, то с этим! Все в спешке, прям охота на блох. Теперь старика подай срочно, нашел Иванушку-дурачка! Здесь работы: начать и кончить, а ему лишь бы отчитаться».
Достал удостоверение, постучал в оклеенную желтой пленкой дверь.
— Я по делу, Виктор Михайлович!
На обрюзгшей физиономии мелькнуло отвращение:
— Что я, помнить всех обязан?! Садись! Все в опера подались! Телика насмотрелись? Ну, что там у тебя?
Коля постарался описать старичка Лугова как можно толковее. «Эх, знать бы о нем побольше!» Вытащил увеличенное фото, посмотрел на собеседника без всякой надежды на успех. Замотанный жизнью дядька от тридцати до пятидесяти, свитер потрепанный, на рукаве дырка, волосы давно не мытые. Плевал на внешность, и на всех, и на работу. «Я для него глупый мальчишка с мультяшной улыбочкой». Котов прервал размышления:
— Что, я каждого старпера знать обязан?! Он наверняка забился в щель и сидит, не дышит. Или, того скорее, свалил давно.
Возразить невозможно, но все-таки:
— Нужно узнать, у кого снимал комнату, где жил, осмотреть берлогу.
— А ты хоть знаешь приблизительно, где искать? Домов-то много, в каждом сдаются комнаты.
— И все-таки многие его видели, могли запомнить. Старушки, активистки, неужто нет таких?
— Ах, эти! — Котов поморщился, как от зубной боли. — Задолбали совсем: то алкаши им мешают, то террористы мерещатся. Есть одна, вредная зараза, просто чума! Но если что произошло, от нее не укрылось, — раздраженно разворошил кучу бумаг на столе, будто так можно что-то найти.
Документы летели на пол, участковый кряхтел, матерился, но со стула не вставал, будто приклеился. Молодой опер сделал вид, что разглядывает пыльные книги в углу. «Чего ждать от таких работников, чистый собес!» Возмущенная мысль уже метнулась от полиции к политике и замахнулась на жизнь в целом. Но дверь распахнулась, треснув ручкой по стене, бумаги на полу вздрогнули, шарахнулись в стороны, здоровенная, квадратная тетка в оранжевом плаще и шляпе слегка притормозила в проеме, как «камаз» при въезде на узкую улицу. Отчаянно взвизгнул единственный стул, но устоял. Котов шустро вскочил и кинулся подбирать документы.