Точка Выбора

Горцев Николай

– Ничего себе, какая мощь!
– выпалил он.

– А то!
– улыбнулся старик.
– Возможно, его нахождение было самым достойным делом моей жизни.

И старец перешёл к изложению плана:

– Значиться, едем мы в обсерваторию местную. Он там работает. Сейчас кроме него там никого не должно быть. Зайдёшь, познакомишься. Меня он не знает, однако подполье местное ему знакомо. Так что скажешь, что ты от Вано по делу ячейки. Ну а дальше разговоритесь, договоритесь, всё обсудите. Только позже и за городом, чтобы никаких лишних ушей. Разрешаю использовать

вычислитель, если будет необходимость. Покажи ему наш мир.

– Хорошо. Что ещё ты про него знаешь?

– Мать отдала в семинарию, хотела священником сделать. Учился недолго, на экзамены не явился. За сим был отчислен. Наука ему ближе, чем учение оккупантов. Наш человек, идейный. К свободе стремится. В обсерватории вычислениями и рассчётами занимается. С подпольем работает, агитатор из него знатный выйдет. В общем, сам увидишь, перспективный товарищ!

Кибитка подъехала к зданию обсерватории и остановилась. Кучер крикнул:

– Приехали!

– Ну всё, иди!
– Ригрон обнял парня.
– Иди, и помни, хоть ты и родился на Земле, в тебе течёт борейская кровь! Ты сможешь изменить этот мир!

– Благодарствую, Риг!
– парень крепко обнял старика.
– Держись, мы тебя вытащим!

– Со мной всё в порядке.
– отзывался тот.
– Позаботься лучше о будущем.

Выходя из кибитки парень спрятал в карман фотопортрет.

– Зовут-то его как?
– спросил он, глядя в темноту за открытой дверью.

– Сосо.
– отвечал голос из кибитки.

– Сосо.
– тихо повторил про себя Еля, чтобы запомнить.
– Сосо…

Прикрыв дверь кибитки, он посмотрел на здание обсерватории. Круглый купол надстройки, похожей на башню, недвижно, но пристально глядел в серое с редкими просветами небо. Кибитка тронулась и уехала. Парень пошёл к зданию…

– Так я и познакомился с Сосо Джугашвилли, будущим Иосифом Виссарионычем… - закончил свой рассказ Елисей.

– И что, всё это правда, что о нём сейчас говорят?
– спросил я.
– Что он был жестоким и всё такое…

– Чушь собачья.
– грустно улыбнулся Елисей.
– Умным — да. Рассудительным — да. Ответственным и трудолюбивым — да. Хитрым и дальновидным — да. Скромным — да. Но никак не импульсивным и не жестоким.

– Так я и думал.
– кивнул я головой.
– Ну не может человек, сотворивший такое чудо со страной быть жестоким диктатором.

– Пропаганда антов делает своё дело.
– Елисей явно погрустнел.
– Как только перехватили у нас власть, так сразу взялись за свои «развенчания», а точнее, поливания грязью. Недооценили мы их тогда, ох недооценили…

– А что репрессии?
– поинтересовался я.

– Репрессии начал вовсе не он. Он их закончил. Реальной полноты власти у него тогда ещё не было. Чекисты вышли из под контроля и при поддержке партии начали расправляться с политическими противниками. Но он с нашей помощью смог остановить репрессии, уничтожив почти всех зачинщиков. До всех у нас тогда, к сожалению, руки не дотянулись… А жаль, смогли

бы — не проиграли бы борьбу чуть позже.

– А что потом?

– А потом, Костя, страну сорок лет разваливали и развалили. Зато народ проснулся. В Союзе ходили все наивные, как дети. Не может, думали, быть такой жестокости в мире. Оказалось, ещё как может. Благодаря девяностым народ протрезвел, а мы опять победили. Это ты уже помнишь, жил тогда. Щас подчищаем свои ряды, устраняем всех проблемных людей, и глядишь, на те же грабли не наступим. Эпоха, когда анты расплатятся за своё хоть и не настала, но вот их потомки точно за всё ответят. Да и сами они преступлений уйму совершили.

– А Ригрон?

– Умер в четырнадцатом году. Чуть-чуть до великой войны не дожил. Ладно хоть увидел первую революцию, Думу, наши победы в борьбе с властью антов. Под конец так и жил на Кавказе, в деревне, недалеко от гор. Хорошо ему там было. Никто его не трогал. Не знали просто, что это за личность, и как изменила мир. Наш «серый кардинал» и идеолог. В центре все с высоким доступом знают про его вклад в нашу историю. Жаль, не было он смертным, мы бы ему памятник поставили. Или, на худой конец, доску почётную. Но люди не должны знать, и мы о себе не оставляем материальных свидетельств. Только записи в вычислителях, только слепки памяти…

– Клеофана хоть поймали?
– с надеждой посмотрел я на Елисея.

– Клеофан смотался за границу из Крыма вместе с белыми эмигрантами. Умер в штатах во времена Великой Депрессии.

– Выходит, зря за ним гонялись?

– Да нет, не зря. Он дал нам понять окончательно: никакого выхода, кроме смены власти нет. Мы это и раньше понимали, и формировали подполье. Но это была прямо таки последняя капля. После неё мы чётко решили для себя во что бы то ни стало смести антов, и как можно скорее.

Я задумался, глядя в пол. Пожалуй, только сейчас я до конца осознал, что нашим миром правят вовсе не люди. Полностью понять масштабы этих личностей и объёмы знаний, которыми они мыслят, не представляется возможным. Однако, я оказался здесь, оказался рядом с вершителями судеб. И если верить «предсказаниям» о войне, стану одним из таких же вершителей… Мурашки побежали по коже от осознания масштаба того, что происходит в этих футуристичных стенах.

– Чего молчишь?
– спросил Еля.

Я выдохнул и произнёс:

– Да уж… Мой мир никогда не будет прежним.

– Причём во всех смыслах.
– многозначительно сказал Елисей.

– Что ты имеешь ввиду?
– не понял я.

– Твой мир, - окинул Елисей руками пространство вокруг.
– планета Земля, никогда не будет прежним после всего, что произошло тогда. Даже память о реальном прошлом стёрта навсегда, история всех стран напрочь переписана.

Я засмеялся, чувствуя удивительный восторг от того, что мне довелось прикоснуться к тайне, над которой ломают голову многие, как здесь выражаются, «смертные». А я стал одним из немногих, кому довелось приоткрыть занавес, за которым скрывается правда. Елисей продолжил мысль: