Точка Зеро
Шрифт:
— Если ты до сих пор не поняла, — сказал он в полном отчаянье, — я тебе объясню. Если мы сохраним кольцо, все, что произошло после того момента, исчезнет. Просто исчезнет. Жизнь пойдет по-другому. Может быть, похоже, но все равно не так. А может, совсем иначе. Мы не поженимся, и Мэгги никогда не родится.
— Почему ты так уверен, что мы не поженимся и Мэгги не родится? — в ужасе прошептала я. — Может быть…
— Может быть, поженимся. Может быть, и родится. Только это будет другая Мэгги, как ты не можешь этого понять? Той, которая есть сейчас, — не будет! Иллюзия, сон, да? Знаешь, это была слишком живая иллюзия. Ты не
— Тони, я помню, как носила ее, как рожала, — возразила я, с трудом сдерживаясь от крика.
— Наверно, плохо помнишь, если готова убить собственного ребенка. И не только ее. Лучше я навсегда останусь злобным драконом в бабьем теле.
Тони выскочил из кельи, изо всех сил хлопнув дверью. Я почувствовала такой страшный холод, что готова была целиком залезть в камин — чтобы хоть чуть-чуть согреться. Мать Алиенора молчала. Она сидела, по-прежнему наклонив голову и закрыв глаза.
— Я не знаю, что сказать…
— Ничего не говори, — ответила аббатиса. — Это решение вы должны принять вместе. Либо вы оба уходите, либо оба остаетесь, иначе ничего не выйдет. Вы связаны навсегда, хотите этого или нет.
— Боюсь, Тони прав, — прошептала я. — Даже если это действительно только сон. Я все помню. Он ничем не отличался от жизни. От настоящей жизни.
— Я боялась этого, — вздохнула мать Алиенора, повернувшись в мою сторону. Ее черный глаз льдисто блеснул, и мне стало еще холоднее. — Но я не имею права вас уговаривать. Только помните, что от вашего решения зависит судьба мира. Вы хотите сохранить жизнь вашего ребенка, и я это понимаю. Но только вы не понимаете, что вашего ребенка не существует. Ни один человек не родился и не умер. Ни одного события не произошло.
— Вы сами себе противоречите. Сначала вы говорили, что с настоящим ничего не произошло, люди живут, как жили, просто ничего из этой жизни не попадает в Отражение. А теперь оказывается, что настоящего просто нет? Я уже не знаю, кому и во что верить. Сестра Констанс тоже казалась очень убедительной…
— Светлана, я еще раз повторю: то, что не запечатлено, — это иллюзия. Никто не знает, когда и как закончится существование наших миров. Если вы вернетесь, оно продолжится. Годы, столетия, тысячелетия — никому не известно, как долго. Но если вы останетесь здесь, возможно, вам не придется долго страдать. Как знать, может быть, последняя битва добра и зла идет именно сейчас, в ваших душах — твоей и Энтони. Может, именно вы с ним избраны полем брани, и все закончится в тот момент, когда вы примете решение.
— Но ведь в этой битве непременно должно победить добро? — не сдавалась я. — Значит, если мы не вернемся, это как раз должно стать добром!
— Да, все так, — печально усмехнулась мать Алиенора. — Вот только вашей дочери в вечности все равно не будет. Потому что ее нет. Отправляйся к своему телу, отогрейся и подумай об этом. А потом поговори с Энтони.
В ту же секунду я оказалась рядом с Мартином. Быть рядом с ним, но не в нем — это были воистину Танталовы муки, и только адский холод, который терзал меня, понемногу уходил. Я кружила рядом с ним, касалась его кожи, волос. «Впусти меня!..»
Но другие мучения были гораздо сильнее.
«Отогрейся и подумай…»
Все во мне сопротивлялось, однако я понимала — каким-то запредельным чутьем, — что аббатиса нас не обманывает. Все это время —
И снова на ум пришло ненавистное слово «нелинейность». Когда все закончится, жизнь каждого человека свернется в одно бесконечное мгновение, и все жизни переплетутся в сложнейший узор. Мне словно приоткрылась эта величественная картина, и я задохнулась от восторга и благоговения. И если мы вернемся, сколько еще сияющих искр смогут дополнить ее!
Но в этом узоре не будет Мэгги, Джина, всех тех, кто родился недавно и еще родится, пока не закончится эта странная жизнь-иллюзия. Их не будет там при любом нашем решении. И если Мэгги еще имеет шанс родиться, пусть не такой — другой, то у Люськи и Питера детей не будет. Ведь если мы сохраним кольцо, проклятие так и останется на роде Скайвортов. И Маргарет будет обречена до скончания веков томиться в Скайхилле бесплотным призраком. Или на его месте — когда замок в конце концов разрушится.
Боже мой, какая пытка! Я — которая по полчаса зависала у одежного шкафа, выбирая платье, или страдала над меню в ресторане, — должна решать судьбу мира. И судьбу собственного ребенка. Должна решать, будет ли мир жить дальше или останется спящей царевной в хрустальном гробу. Почему-то вспомнилась Элис, замершая под аркой Скайхилла в ожидании, когда же я заговорю с ней.
Мартин пошевелился во сне, тяжело повернулся на бок. Я легко коснулась его щеки
— словно поцеловала, прощаясь, — и вернулась в обитель.
Разыскивать Тони не было нужды: из галереи раздался грохот, сопровождаемый руганью. Смогу ли я забыть все это, когда мы снова станем прежними, когда вернемся в самое начало наших отношений? Нет, пожалуй, прежними мы уже никогда не будем. Именно в этот момент я отчетливо поняла, что все последние события нашего настоящего действительно были лишь иллюзией, и после возвращения наша жизнь станет совсем другой.
— Тони! — позвала я, глядя на поваленные светильники и перевернутое ведро.
Он появился из-за угла, потирая разбитую в кровь руку.
— Что тебе? Если надеешься меня уговорить, даже не пытайся.
Если б я могла! Как можно уговорить кого-то, если у тебя нет уверенности в правильности выбора? И все же я попыталась, но мысли и слова путались, и я замолчала.
— Тебе всегда было на всех наплевать, — тихо сказал Тони. — Ты всегда думала только о себе. Мне говорили, что так будет, а я не верил. Что ты бросаешь всех, кто рядом с тобой. Потому что тебе ни до кого нет дела.
У меня отвисла несуществующая челюсть. Вот это заявки! В одну секунду я вспомнила, всех, кто был рядом со мной. Мужчин. С Лешкой наши отношения умерли сами по себе. Вадим меня бросил. Альберто просто уехал, когда у него закончилась виза. Федька… Тут было сложнее, но все равно решение расстаться было обоюдным. Все остальное даже отношениями назвать нельзя — одно-два чисто платонических свидания. Откуда он взял это? Мы ведь никогда не обсуждали в деталях нашу прошлую личную жизнь.