Точно как на небесах

Куин Джулия

– Я сейчас начну. Многое я могу сделать даже без ножниц.

– Конечно. – Гонория смотрела, как леди Уинстед садится рядом с Маркусом и погружает ткань в крутой кипяток.

– Могу ли я как-то помочь? – спросила Гонория, почувствовав себя ненужной.

– Садись с другой стороны, – ответила мать, – рядом с его головой. Разговаривай с ним. Возможно, его это успокоит.

Гонория сомневалась, что Маркуса может что-то успокоить, но последовала совету леди Уинстед. Все лучше,

чем тупо стоять рядом и ничего не делать.

– Здравствуй, Маркус, – сказала она, придвинув стул ближе к кровати.

Она не ждала, что он ответит, и он действительно не ответил.

– Знаешь, ты серьезно болен, – продолжила она, пытаясь придать голосу радость, хотя слова были совсем не радостными. Она сглотнула, потом заговорила снова: – Но похоже, моя мама – специалист в таких вещах. Правда, замечательно? – Она не без гордости оглянулась на леди Уинстед. – Должна признаться, я совершенно не думала, что она в этом разбирается. – Она наклонилась к его уху. – Я думала, что мама из тех, кто теряет сознание от одного вида крови.

– Я все слышу, – заметила мать. Гонория виновато улыбнулась:

– Прости. Но…

– Нет нужды просить прощения. – Леди Уинстед горько улыбнулась и продолжила работать. Не поднимая головы, она сказала: – Я не всегда была такой…

Повисла тишина, и Гонория поняла – мать подбирает слова.

– Такой решительной, когда ты нуждалась в этом, – наконец закончила леди Уинстед.

Гонория сидела неподвижно, прикусив верхнюю губу, думая над словами матери. Это извинение – точно так же ее мать могла сказать «Прости меня».

Но это еще и просьба. Леди Уинстед не хотелось больше обсуждать эту тему. Достаточно трудно признать свою ошибку. И Гонория приняла извинения так, как хотела ее мать. Она повернулась к Маркусу и сказала:

– Вероятно, никто и не подумал осмотреть твою ногу. Кашель, знаешь. Доктор думал, в нем причина жара.

Маркус вскрикнул от боли. Гонория быстро взглянула на мать, работавшую теперь принесенными миссис Уэдерби ножницами. Она полностью раскрыла их и направила один конец на ногу Маркуса, как скальпель. Одним плавным движением она сделала длинный надрез, прямо в середине раны.

– Он даже не поморщился, – удивленно сказала Гонория.

– Это не самая болезненная часть.

– О, – произнесла Гонория, снова переводя взгляд на Маркуса. – Что ж. Видишь, все не так плохо.

Он закричал.

Гонория быстро подняла голову и увидела, как ее мать возвращает лакею бутылку бренди.

– Ничего-ничего, было плохо, – сказала она Маркусу, – но вряд ли станет хуже.

Он снова закричал.

Гонория сглотнула. Ее мать поправила ножницы и теперь отрезала кусочки плоти.

– Ничего, –

продолжила Гонория, погладив его по плечу. – Лучше станет немного позже. По правде говоря, я не знаю когда. Но я буду здесь все время, обещаю.

– Все хуже, чем я думала, – пробормотала леди Уинстед.

– Ты справишься? – спросила Гонория.

– Не знаю. Я попробую. Просто… – Леди Уинстед замолчала и глубоко вздохнула. – Может кто-нибудь вытереть мне лоб?

Гонория хотела встать, однако миссис Уэдерби поспешила на помощь и накрыла лицо леди Уинстед холодной тканью.

– Здесь так жарко, – произнесла мать.

– Доктор требовал держать окна закрытыми, – объяснила миссис Уэдерби.

– Тот же доктор, который не заметил гигантскую рану на ноге? – саркастически уточнила леди Уинстед.

Миссис Уэдерби не ответила. Но приоткрыла окно. Гонория внимательно смотрела на мать, с трудом узнавая эту строгую, решительную женщину.

– Спасибо, мама, – прошептала она.

Мать подняла глаза:

– Я не собираюсь позволить этому мальчику умереть.

Маркус уже давно не был мальчиком, но Гонория не удивилась.

Леди Уинстед вернулась к работе и очень тихо сказала:

– Ради Дэниела.

Гонория замерла. Мать произнесла это имя впервые с тех пор, как Дэниел бежал из страны.

– Дэниела? – осторожно повторила за матерью Гонория.

Леди Уинстед не подняла глаза.

– Я уже потеряла одного сына, – произнесла она.

Гонория посмотрела на мать, потом на Маркуса, потом снова на мать. Она никогда не думала… Интересно, знает ли Маркус, как к нему относится леди Уинстед? Потому что…

Она снова взглянула на Маркуса, стараясь незаметно сглотнуть слезы. Он всю жизнь мечтал о семье. Понимал ли он, что нашел ее?

– Тебе нужна передышка? – спросила мать.

– Нет, – ответила Гонория, покачав головой, хотя леди Уинстед не смотрела на нее. – Нет. Я в полном порядке. – Она взяла себя в руки и, наклонившись к уху Маркуса, прошептала: – Ты слышал? Мама настроена весьма решительно. Не разочаруй ее. – Она погладила его по волосам и откинула со лба темный локон. – И меня.

– Аааа!

Гонория вздрогнула. Иногда действия ее матери причиняли Маркусу особенную боль, а полоски ткани, которыми он был привязан, сдавливали его тело. Невозможно было смотреть на это, а уж чувствовать тем более. Боль как будто пронзала ее саму.

Но ей не было больно. Только тошно. От сознания, что Маркус так страдает из-за нее. Ее вина, что он наступил в эту глупую фальшивую кротовую нору, по ее вине он вывихнул ступню. По ее вине пришлось срезать с него сапог, и по ее вине он заболел.