Точно как на небесах

Куин Джулия

Она плачет из-за него. Он почувствовал, как его голова слегка склоняется на одну сторону. Одна мысль уже была изнуряющей. Душераздирающей. Он не хотел, чтобы Гонория плакала.

Она… она не должна… Маркус сглотнул. Он не хочет, чтобы она плакала. Он так устал и мало в чем уверен сейчас, но это он знает точно.

– Ты меня напугал, – произнесла Гонория. – Бьюсь об заклад, ты не думал, что на такое способен. – Она как будто пыталась пошутить, но Маркус понимал – она притворяется. Он, однако, был благодарен за попытку.

– Где миссис

Уэдерби? – спросил он.

– Я отослала ее спать. Она очень устала.

– Хорошо.

– Она очень усердно ухаживала за тобой.

Маркус снова кивнул, надеясь, что Гонория заметила это жалкое подобие кивка. Его домоправительница заботилась о нем и в одиннадцать лет, когда у него тоже была лихорадка. Отец не зашел в комнату ни разу, но миссис Уэдерби не покидала Маркуса ни на минуту. Он хотел рассказать об этом Гонории – или о том случае, когда отец покинул дом перед Рождеством и миссис Уэдерби сама набрала столько падуба, что дом пах лесом еще много недель. Его лучшее Рождество, пока его не пригласили на праздник к Смайт-Смитам.

И вот это уже было самое лучшее Рождество. Навсегда лучшее.

– Хочешь еще воды? – спросила Гонория.

Он хотел, но не был уверен, что ему хватит сил глотать.

– Я тебе помогу. – Гонория поднесла стакан к его губам.

Он немного отпил, потом устало вздохнул.

– У меня болит нога.

– Наверное, растяжение еще не до конца прошло, – кивнула она.

Маркус зевнул.

– Кажется… немного горящей. Маленькая кочерга.

Гонория широко раскрыла глаза. Маркус не винил ее за это. Он сам не понимал, что имеет в виду.

Она наклонилась, озабоченно изогнув бровь, и снова коснулась ладонью его лба.

– Ты снова горячий.

Маркус попытался улыбнуться. Кажется, ему хотя бы отчасти это удалось.

– Разве раньше я был холодный?

– Нет, – честно сказала она. – Но сейчас ты еще горячее.

– Он накатывает и спадает.

– Жар?

Маркус кивнул.

Она сжала губы и теперь выглядела старше, чем когда-либо. Не старой; она не может выглядеть старой. Но обеспокоенной. Ее волосы, стянутые в свободный пучок, выглядели как всегда. И двигалась она так же, своей особенной легкой походкой.

Но ее глаза казались другими. Более темными. Запавшими от беспокойства. Ему это не нравилось.

– Можно мне еще воды? – спросил он. Он никогда не чувствовал такой всепоглощающей жажды.

– Конечно, – торопливо произнесла она и налила в стакан еще воды.

Маркус выпил воду, опять слишком быстро, но в этот раз сам вытер пролившееся.

– Скорее всего он вернется, – предупредил он Гонорию.

– Жар. – В этот раз это был не вопрос. Маркус кивнул.

– Я подумал, тебе следует знать.

– Я не понимаю, – сказала она, забирая стакан. – В последний раз, когда я тебя видела, с тобой все было в порядке.

Он попытался поднять бровь – хотя не был уверен, что ему это удалось.

– Ну хорошо, – исправилась она. – Не в порядке,

но ты явно выздоравливал.

– Я кашлял, – напомнил он.

– Знаю. Но не думаю… – Она потянула носом и покачала головой. – О чем я говорю? Я ничего не знаю о болезнях. Я даже не знаю, почему подумала, что смогу за тобой ухаживать. Точнее, я вообще не думала.

Маркус не имел ни малейшего понятия, о чем она говорит, но почему-то его настроение улучшилось. Она села на стул рядом с ним.

– Я просто приехала. Получила письмо от миссис Уэдерби и даже не подумала, смогу ли тебе чем-то помочь. Просто приехала.

– Ты помогаешь, – прошептал Маркус. И это была правда.

Он уже чувствовал себя лучше.

Глава 9

На следующее утро, проснувшись, Гонория чувствовала себя далеко не лучшим образом. Шея одеревенела, спина болела, а нога совершенно затекла. К тому же Гонория вспотела, а это было не только неудобно, но и жутко непривлекательно. И возможно, весьма ароматно. Причем аромат…

Боже, она прекрасно знает этот аромат – как и любой человек, который подойдет к ней ближе, чем на пять футов.

Она закрыла окно, когда Маркус задремал, и вот результат.

Рекомендации врача шли против всякого здравого смысла, но она не осмелилась нарушить их и оставить окно открытым.

Гонория пошевелила ступней, слегка вздрогнув, когда боль пронзила ногу крошечными иголочками. Господи, до чего же противно, когда ноги затекают.

Зевая и вздыхая, Гонория встала, стараясь не обращать внимания на зловещий хруст в суставах. Видимо, люди не зря стараются не спать в креслах. Следующей ночью, если она все еще будет здесь, она уляжется на полу. А сейчас нужно наконец выбраться из этого проклятого ложа.

Нетвердой, прихрамывающей походкой она подошла к окну. Ей не терпелось раздвинуть шторы и впустить в комнату хотя бы немного солнечного света. Маркус спал, и Гонории не хотелось будить его, но ей просто необходимо было его увидеть. Увидеть цвет его кожи, его ввалившиеся глаза. Она не знала, что будет делать потом. С тех пор как она вошла в его комнату прошлой ночью, она пребывала в полной прострации.

Гонория отодвинула одну из штор и зажмурилась. В комнату ворвался поток утреннего света. С восхода солнца прошло совсем немного времени; небо еще было полно розового и персикового оттенков, над лугом клубился утренний туман.

Снаружи царили тишь и прохлада. Гонория чуть-чуть приоткрыла окно и вдохнула свежий, чуть влажный воздух.

Отвернувшись от окна, она решила потрогать лоб Маркуса и определить, есть у него ли жар. Но не успела она сделать и двух шагов, как он повернулся во сне и…

Боже, разве прошлой ночью его лицо было таким красным?

Гонория поспешила к нему, не обращая внимания на свою еще не вполне отошедшую ногу. Он выглядел ужасно – красный и отекший; кожа его на ощупь оказалась сухой и сморщенной.