Тогда я еще не знал!
Шрифт:
– Это ключ от того этажа с вонючими досками. Идём?
– Где… – начал я.
– Зачем… – перебил Луи.
– А… – полный рот Марка не давал возможности сказать что-то полноценнее.
– Все вопросы потом, – Джейн вскинула брови, – вылазь из кровати, Каспер, нас ждут дела. И расскажи ребятам, где мы вчера были.
Я не хотел вспоминать это и, честно говоря, не очень обрадовался, что Джейн где-то раздобыла этот чёртов ключ. Пока парни натягивали трико, я рассказал про наш поход и о том жутком монстре. Подытожил так: «за решёткой
В глубоком детстве я видел, как трамвай сошёл с рельс и проехал пару метров по асфальту. Искры летели в разные стороны, а на лице девушки водителя не дрогнул ни один мускул. Я запомнил это зрелище на всю жизнь. Хотя скорее я запомнил его от того, что никто из родителей не поверил мне. В мире, где сложно поверить, что трамвай может проехать одним колесом пару метров без рельса, что уж говорить о призраках. Поверили парни или нет – сложно сказать, мозги у всех были сонные, а ещё нас торопила Джейн.
– Идём тихо, – скомандовала она, когда мы проходили мимо спален через длинный коридор. Самое сложное было пройти вожатскую, она находилась прямо возле выхода и дверь всегда была открыта. Дети часто хотят улизнуть из корпуса ночью в поисках романтики и комаров, но романтики мне хватило и вчерашним вечером.
Только мы пробрались к выходу, дверь вдруг открылась и на пороге стоял наш «любимый» вожатый Роджерс, тот самый, который встретил нас у здания поздним вечером.
– Опа, – сказал он заплетающимся языком, и нам тут же пришлось задержать дыхание. На самом деле, Роджерс делал хорошее дело, ведь от него так воняло перегаром, что от одного выдоха все комары в корпусе мигом упали замертво. А я тут же пожалел, что встал с кровати этим ранним утром. – А к-к-куда? – Он облокотился на дверной проём.
– На вокал, – Луи широко и очень глупо улыбнулся. «НА ВОКАЛ?!» – кричало во мне, – «ЧТО?!»
– В чет…четыле ут…утла? – он плохо фокусировал взгляд, но чётко знал время.
– Мы сейчас же вернёмся обратно, – Джейн вдруг трусливо понизила голос и опустила голову. Я был уверен, она выкрутится: даст шоколад, магическим образом у неё окажется бутылка водки, она бы точно придумала что-то, но она не стала. Тогда я ещё не знал, почему.
– Ты правда видел там призрака? – спрашивал Марк, натирая тарелки в столовой.
– Думаю, что да, – я поставил помытый до блеска стакан на поднос.
– Сегодня идти туда опасно, да, Джейн? – Луи снимал со столов стулья.
– Думаю, сегодня мы под особым контролем, – она кивнула на Роджерса, который вливал в себя воду, – как думаете, ключа не хватятся?
– Зависит от того, где ты его взяла. А нам это действительно надо? – я сморщил нос.
– А чем ещё заняться в этой скукотище? Хочешь всё-таки пойти на вокал? – она кивнула в сторону окна, где дети уже строились по парам на завтрак. Рыжий стоял в самом конце один.
– Нет, – отрезал я и с отвращением посмотрел на Роджерса, который поставил грязный запотевший стакан на стол и вышел за детьми. –
– Там, наверное, живёт призрак замученного пионера… – Луи уже несколько минут тёр одну и ту же тарелку.
– Не говори ерунды! – Марк с силой опустил стул на пол, – там, наверное, живёт призрак этого лагеря!
– Пионер не может быть призраком лагеря?
Пока они спорили, я наблюдал за Рыжим через окно, он стоял в конце пионеров. Один.
Весь день мы провели в помощи обслуживающему персоналу на кухне, но даже это было лучше, чем таскаться по кружкам. Женщины поили нас какао и приговаривали, как мы похожи на их внуков. Сложнее всего было помогать уборщице с отсталостью в развитии. Я никак не мог понять, что она хочет. Её слова больше походили на китовий язык, но так уж вышло, в школе я учил английский. И потребовалось время, чтобы расшифровать слово «ведро» из неразборчивого «ввврррроооооо». Но даже с ней работать приятнее, чем с Роджесром, с которым за день аж 4 раза пришлось накрывать на стол. Каким же надо быть противным типом, чтобы я помнил его через столько лет.
Из окна столовой не было видно того старого здания, но я не мог избавиться от чувства, что то существо из клетки прямо сейчас, вытянув свои обваренные руки со свисающими лоскутами кожи, зовёт меня.
Это случилось вечером, когда мы домывали последнюю посуду вместе с двумя поварихами, вместо огонька с отрядом, на котором, я уверен, Роджерс уже спал, а ребята включили какой-нибудь диск на DVD.
– А, знаете, что, – вдруг произнесла одна из женщин, – давайте устроим свой огонёк, мне эти кастрюли тоже надоели!
– Согласна, Сьюзен! – подхватила вторая и они обе развязали фартуки, бросив их на стол.
– Мара, неси свечу! Да, ту самую, которая для дня рождения сына директора, к чёрту его!
Мы заперли дверь, задёрнули занавески и сели на пол вокруг единственного источника света – свечи. Джейн заняла место рядом со Сьюзен, и я хотел сесть с другой стороны, но пока выключал везде свет, рядом с Джейн уже устроился довольный Луи.
– Так, дети, я уже и забыла, как нужно проводить огоньки… – Мара села под звуковое сопровождение хруста своих коленей, – я была в лагере слишком давно, а ты, Сюзен?
– А я, по-твоему, только со смены приехала? – и они расхохотались. Обеим было за 60.
– Не знаю, как сейчас у вас, а мы у костра всегда рассказывали только ужасы! – воодушевилась Мара.
– Как, например, про тот старый дом, где сейчас кружок вокала? – Вдруг спросил Луи, и мы замерли. Марк нервно хлебнул какао.
– Оооо, – женщины переглянулись, – уверены, детишки, что хотите услышать эту историю? – Мара говорила это с напускным ужасом и не знаю, как остальных, но меня страшно бесило это выражение: «детишки».