Токийская невеста
Шрифт:
И тут случилось чудо: мой дух вырвался из оков реальности.
Ничто теперь не удерживало меня на месте. Я встала. И ощутила невероятную свободу. Никогда в жизни я еще не была так свободна, как в ту ночь. Я направилась к окну, нависшему над бездной. Далеко-далеко внизу подо мной сверкал огнями город. Я возвышалась над миром. Я чувствовала себя Богом. И выбросила из окна свое тело, чтобы оно не мешало духу.
Я погасила неоновые лампы. Мне хватало далеких городских огней. Пошла на кухню, взяла бутылку кока-колы и выпила ее залпом. Вернувшись в бухгалтерию, сбросила туфли. А потом вскочила на письменный стол и стала перепрыгивать с одного стола на другой, издавая
Я ощущала себя такой невесомой, что даже одежда казалась мне чересчур тяжелой. Я стала сбрасывать ее, раскидывая вокруг себя. Раздевшись догола, я тут же легко встала на руки, вверх ногами – хотя до сего момента у меня это ни разу в жизни не получалось. Теперь, уже на руках, я принялась прыгать со стола на стол. А затем, совершив головокружительное сальто, приземлилась на рабочем столе моей начальницы.
Фубуки, я Бог. Даже если ты не веришь в меня, я Бог. Да, ты командуешь мною, но это ничего не значит. Это я царю над миром. Но меня интересует не власть. Царить – это больше, чем властвовать. Ты даже не догадываешься о моей славе. Слава – вот что самое прекрасное. Слышишь, как ангелы трубят в мою честь? Никогда еще я не достигала такой славы, как этой ночью. И все это – благодаря тебе. Если бы ты знала, что работаешь на мою славу!
Понтий Пилат тоже не знал, что работает на бессмертие Христа. Тот Христос стоял в Гефсиманском саду среди олив, а я – Христос среди компьютеров. В темноте меня обступал густой компьютерный лес.
Фубуки, я смотрю на твой компьютер. До чего же он громадный и великолепный! В ночном сумраке он похож на каменное божество с острова Пасхи. Миновала полночь, и наступила пятница, моя Страстная пятница, День Венеры у французов, День золота у японцев. Вот только не знаю, как мне связать воедино иудеохристианское мученичество, древнеримское вожделение и японское преклонение перед стойким металлом.
С того дня, как я покинула мирскую жизнь и приступила к выполнению полученного задания, время утратило смысл и застыло в калькуляторе, на котором я отстукиваю бесконечные цифры с ошибками. Я верю, что наступила Пасха. С вершины своей Вавилонской башни я вижу парк Уэно и его деревья, окутанные снежным облаком, – это вишни в цвету: ну конечно же это Пасха.
Рождество нагоняет на меня тоску, а Пасха – радует. Меня подавляет Бог, который является в образе дитяти. А вот несчастный страдалец, превращающийся в Бога, – это уже совсем другое дело. Я заключаю в объятия компьютер Фубуки и покрываю его поцелуями. Я тоже несчастная мученица, распятая на кресте. Распятие мне нравится тем, что это конец. Конец моим страданиям. Они вколотили в мое тело столько цифр, что не осталось места даже для какой-нибудь одной сотой или тысячной. И когда мне отрубят саблей голову, я уже ничего не почувствую.
Как важно знать заранее, когда ты умрешь. Можно постараться и превратить свой последний день в произведение искусства. Утром, когда придут мои палачи, я скажу им: «У меня ничего не получилось! Убейте меня! Но исполните мою последнюю волю: я хочу принять смерть от рук Фубуки. Пусть она открутит мне голову, как крышку перечницы. И моя кровь хлынет черным перцем. Так примите и ядите его, ибо сие есть мой перец, просыпанный за вас и за многих, перец Нового Завета. И все вы чихнете в память обо мне».
Тут я почувствовала, что окоченела. Напрасно я все крепче обнимаю компьютер – это не согревает меня. Я одеваюсь. Но зубы продолжают стучать от холода. Тогда я ложусь на пол и опрокидываю на себя содержимое корзины для мусора. Сознание покидает меня.
Я
И опять проваливаюсь в бездну.
Затем до меня доносится нежный голосок Фубуки:
– Это в ее репертуаре. Она опрокинула на себя мусор, чтобы до нее никто не дотрагивался. Она сама пожелала стать неприкасаемой. Ей нравится себя унижать. У нее нет никакого чувства собственного достоинства. Когда я говорю ей, что она глупая, она отвечает, что не просто глупая, а слабоумная. Она все время нуждается в самоуничижении. Полагает, что это дает ей право не соблюдать никаких правил. Но она ошибается.
Я хочу объяснить, что просто замерзла и поэтому высыпала на себя бумаги из корзины. Но не могу произнести ни слова. По крайней мере, под отбросами компании «Юмимото» мне тепло и уютно. Я снова отключаюсь.
Понемногу я начинаю понимать, что лежу под скомканными черновиками, пустыми бутылками, окурками, намокшими от кока-колы, и вижу часы, которые показывают десять утра.
Я встаю. Все отводят от меня глаза. Все – кроме Фубуки, которая холодно говорит:
– Когда вам в следующий раз захочется поиграть в побирушку, найдите для этого другое место. Например, метро.
Сгорая со стыда, я беру свой рюкзак и проскальзываю в туалет, где переодеваюсь и мою голову под краном. К моему возвращению уборщица уже уничтожила все следы моего ночного безумия.
– Я хотела убрать сама, – говорю я смущенно.
– Да, с этим, я думаю, вы бы справились, – язвит Фубуки.
– Вы, наверное, намекаете на проверку счетов, с которой я не справилась. Да, вы правы: это слишком трудное для меня задание. И я торжественно заявляю, что отказываюсь от этой работы.
– Долго же вы собирались это признать, – иронизирует Фубуки.
«Ну конечно, – думаю я, – ей хотелось, чтобы я сама это признала. Ведь это гораздо более унизительно».
– Прозрение наступило вчера вечером, – продолжаю я вслух.
– Дайте мне папку.
Она быстро проверяет все счета. У нее уходит на это всего двадцать минут.
Этот день я проживаю как зомби. В горле першит. Мой рабочий стол завален листками с ошибочными расчетами. Я выбрасываю их в корзину.
Когда я вижу, как Фубуки работает за своим компьютером, мне хочется смеяться. Я вспоминаю, как ночью совершенно голая сидела на ее клавиатуре, обхватив монитор руками и ногами. А теперь эта молодая женщина пальцами касается клавишей, к которым прижималось мое тело. В первый раз в жизни информатика пробуждает во мне какие-то чувства.
Нескольких часов сна под мусором явно недостаточно, чтобы голова очистилась от мешанины из нескончаемых цифр. Я барахтаюсь в этом тумане и пытаюсь отыскать в своем мозгу островки, не затронутые умопомрачением.
И при этом блаженствую: впервые за долгие недели мне не надо стучать по кнопкам калькулятора.
Я заново открываю мир без цифр. Встречаются же неграмотные люди, значит могут существовать и безнадежно неарифметичные особи вроде меня.
Я вернулась к обычной жизни. Как ни странно, но после моей сумасшедшей ночи все потекло так, будто ничего особенного не случилось. Никто ведь не видел, как я голая скакала по столам, прыгала на руках вверх ногами и страстно целовала невинный компьютер. Правда, меня нашли спящей под мусором. В других странах, возможно, за подобное поведение меня выгнали бы с работы. А здесь сделали вид, будто ничего не произошло.