Токийский полукровка. Дилогия
Шрифт:
– Валим, срочно! – у основания лестницы меня встречает залитый кровью Акихико, в каждой руке потомок великого кэнсэя сжимает рукоять вакидзаси. – Мы вляпались, это ловушка для Ёкайдо!
– Да я уже и без тебя догадался. – ворчу, аккуратно спускаясь по лестнице. Еще не хватало навернуться и переломать себе все кости.
Акихико, видя мое самочувствие, отбрасывает один из сёто, и подхватывает меня под руку. Становится легче. Так, поддерживая друг-друга, мы и добираемся до входной двери. Лезть через забор не вариант, а другого пути отхода у нас попросту нет. Поэтому, недолго думая, отпрыск легендарной фамилии вдавливает большую, черную кнопку неподалеку от дверного косяка. Из-за дверей доносится приглушенное «шуршание» работающего механизма – ставни поползли вверх. Остается дело за малым. Искать
Свет автомобильных фар бьет по глазам. Мешая оценить всю картину происходящего. Но увиденного за глаза хватает, чтобы понять – мы в жопе, настолько глубокой, что ей позавидует Марианская впадина! Десятки, если не сотни представителей якудза перекрыли своими телами все обозримое пространство – это фиаско братан!
– И правда, «что может пойти не так». – цитирую одного малолетнего дебила с атрофированным напрочь инстинктом самосохранения. – Как будем выбираться?
Нам бы рвануть обратно, внутрь дома, но кто нам это позволит. Якудза неспешно, но неумолимо надвигаются. Да и бежать особого смысла не вижу. Отгородиться рольставнями и дверьми мы не сможем. Сомневаюсь, что хозяева этого места забыли ключи дома, когда собирались устроить теплую встречу незваным гостям. За спиной раздается череда неторопливых шагов. Вот дерьмо! – совсем забыл про ворота. Якудза зашли с двух сторон, чтобы взять нас в клещи.
– Давай к лестнице! Так мы сможем прикончить побольше ублюдков перед смертью. – решимости в его голосе можно только позавидовать. Этот мальчишка прожил в два раз меньше меня, но яйца у него куда крепче. Так вот он какой, самурайский дух.
– Не очень жизнеутверждающий план… – меня одолевает странное, неуместное веселье.
– Если мои ответы пугают тебя, перестань задавать страшные вопросы. – Миямото начинает оттаскивать меня от распахнутых дверей, когда сумерки разгоняет еще одна вспышка света, куда более яркая, чем от автомобильных фар.
– Ван-ту, ван-ту, чек зе майкрофон! – не верю своим глазам, неужели я брежу? Это потеря крови так сказывается или просто крыша едет от стресса.
– Эй, Акихико, ты ведь тоже это видишь?
– Чтоб я сдох! – восклицает отпрыск легендарной фамилии. Довольно красноречивый ответ – значит, не галлюцинация.
В полусотне метров, за спинами представителей якудза яркие прожектора освещают небольшую сцену. На которой застыли те самые ребята в черных балахонах. Шесть человек. Помимо фигуристой девчонки с плакатом, чьи формы не может скрыть даже объёмистый балахон, небольшую сцену делят между собой: клавишник с синтезатором, гитарист, бас-гитарист, барабанщик, восседающий за своей установкой, и фронтмен у стойки микрофона. Последний щеголяет непокрытой головой, являя миру довольно смелую прическу. Его длинные волосы обесцвечены и зачесаны набок, оголяя выбритый висок с неразличимой с такого расстояния татуировкой.
– ЭЙ, УБЛЮДКИ, ВЫ ГОТОВЫ ЗАЖЕЧЬ?! – орет в микрофон этот псих, привлекая внимание многочисленных бандитов. – МОЧИ, НОДЗУ!
Долговязый парень за барабанной установкой, бьет по тарелкам, задавая ритм. Спустя пару секунд, гитаристы подхватывают темп.
Устрой разбой! Порядок – это отстой! Круши, ломай, тряси башкою пустой
Допей, разбей и новую открывай, давай, давай!
Неторопливо напевает вокалист. А затем происходит «взрыв» – бас-гитара включается на полную катушку, занимая место первой скрипки, и речитатив лидера группы заметно ускоряется.
Честное слово, я не виновен! Я не помню, откуда столько крови,
На моих ладонях и моей одежде: я никогда никого не бил прежде,
Я никогда ничего не пил прежде, был тих, спокоен, со всеми вежлив.
Всегда только в урну бросал мусор, обходил стороной шумные тусы,
Запрещённых веществ никаких не юзал, был положительней самого плюса,
А потом как-то раз эту песню услышал и всё – прощай моя крыша!
В шоке я слежу за тем, как в груди бас-гитариста
Устрой разбой! Порядок – это отстой! Круши, ломай, тряси башкою пустой
Допей, разбей и новую открывай, давай, давай!
Якудза, кое-как прикрыв уши руками, ломятся в сторону сцены. Внезапный концерт переключил их вектор внимания – у нас появляется шанс. Дергаю Акихико в сторону, но тот не поддается. Потомок кэнсэя, словно заворожённый, следит за тем, как из-за барабанных установок поднимается участник этой странной группы. Могу понять удивление Миямото – парень оказывается не просто высоким, а настоящим гигантом, в нем определенно больше двух метров. Но это не повод праздно таращиться, когда у нас наконец появляется призрачный шанс на спасение. Хочу одернуть напарника, напомнить, где мы находимся, но не успеваю. Высоченный ударник скидывает капюшон и спрыгивает со сцены, в его руках длиннющий чехол. Парой движений, без лишней суеты он извлекает из матерчатого футляра нодати. Но я поражаюсь не его ловкости или немалым размерам меча, а гротескными чертами лица юного японца. Мощная, выступающая вперед, нижняя челюсть, надбровные дуги, словно скальный нарост, и широкий, крупный нос, так несвойственный японцам. Я бы принял его за хафу, но черты уж слишком гипертрофированы. На лицо все признаки акромегалии*.
*Нодати (яп. «полевой меч») – японский термин, относящийся к большому японскому мечу.
*Акромегалия (от греч. – конечность и греч. – большой) – заболевание, связанное с нарушением функции передней доли гипофиза (аденогипофиз); сопровождается увеличением (расширением и утолщением) кистей, стоп, черепа, особенно его лицевой части, и др. Вызывается выработкой чрезмерного количества соматотропного гормона. Аналогичное нарушение деятельности гипофиза в раннем возрасте вызывает гигантизм (при отсутствии лечения гигантизм со временем может совместиться с акромегалией).
Устрой разбой! Порядок – это отстой! Круши, ломай, тряси башкою пустой
Допей, разбей и новую открывай, давай, давай!
Ножны меча летят в сторону. Барабанщик скручивает корпус и поворачивается правым боком в сторону несущейся на него толпы. После чего поднимает вооруженную, согнутую в локте руку и разворачивает клинок нодати параллельно земле, кромкой лезвия в сторону неприятеля. Большой и указательный пальцы свободной руки сжимают обух клинка. Даже с такого расстояния можно заметить, как напрягается все его тело, натягиваясь словно струна. Правая рука так и норовит пустить в ход клинок, в то время как левая не дает лезвию начать движение. Даже из-за спин, набегающих якудза, я отчетливо вижу все движения гиганта – уж слишком он высок. Моя реакция позволяет заметить то, как пальцы левой руки дают слабину, но на большее ее не хватает. В моем мировосприятии дальнейшего выпада просто не существует, я его не вижу. Замечаю лишь порубленные куски человеческих тел, взмывающие в воздух и оседающую кровавую взвесь. В радиусе трех метров от мечника-гиганта мертвое пространство. А чуть дальше, замершие в нерешительности якудза, чья судьба висит на волоске. Не успеваю осознать весь ужас происходящего, как к моим ногам падает отсеченная голова с застывшей гримасой ярости на лице. Бедняга даже не понял, что его убило.
Если вдруг у тебя нет головы, я могу тебе легко одолжить одну,
Но только чур, чтоб ты потом не ныл, мол: "Нуэ, ты мне подложил свинью!"
Давай с тобой договоримся тупо, твой поступок – это твой поступок,
Свою ответственность перекладывать глупо на чувака из какой-то там группы.
Я рад, что ты со мной согласен, друг, а теперь давай-ка, взгляни вокруг,
Всюду гады, скоты кругом, задай им жару, устрой погром!
Видя, что якудза не собираются наступать, уродливый мясник сам бросается в бой, широко размахивая мечом. Каждый взмах сопровождается разворотом корпуса. Тела бандитов он скашивает, словно сорную траву. Акихико наконец отмирает, но тянет меня не внутрь дома, как было оговорено, а наоборот, наружу. К одному из заведенных автомобилей у ворот.