Токсичный
Шрифт:
– Кажется, тебе здорово досталось.
– Ты бы видела другого парня.
Я надеваю перчатки и, приподняв его голову, осматриваю глубокую рану на виске.
– Я уверена, что рано или поздно он тоже здесь появится, – говорю я. И тут внезапно его руки накрывают мои, и я замираю.
– Ты так и будешь уклоняться от ответа? Я думал, что мы уже оставили все недомолвки в прошлом.
Я пытаюсь убрать его руки, но он продолжает прижимать их к своему лицу.
На мгновение он закрывает глаза и словно наслаждается прикосновениями. Если бы кто-нибудь заглянул внутрь и увидел эту сцену, то сразу бы понял,
– Я не хочу об этом говорить, – тихо отвечаю я.
– Думаю, тебе стоит высказаться, – говорит он, вытирая скатывающуюся по моей щеке слезу. – Расскажи мне. Или мне догадаться самому?
Я поджимаю губы и киваю, шмыгая носом.
– Он ударил тебя? – спрашивает он, и я приподнимаю одно плечо. Он кладет руку мне на плечо, затем медленно спускает ее к предплечью и, наконец, обнимает меня за талию. – Он снова причинил тебе боль?
Я больше не могу смотреть на Кинга, поэтому отвожу взгляд от его лица, достаю из аптечки антибактериальные салфетки и начинаю обрабатывать порез на его виске. Однако отвлечь Кинга у меня не получается. Он приподнимает мой подбородок и повторяет свой вопрос.
– А как ты считаешь, что произошло? – спрашиваю я.
Я ни за что не стану унижаться и рассказывать ему о том, что произошло утром. Я вообще не хочу обсуждать это ни с кем, не говоря уже о нем.
Отвлекшись, я прикладываю антибактериальную салфетку к его ране слишком сильно, и с губ Кинга срывается шипящий звук.
– Прости, – машинально бормочу я в рассеянности.
– Ты не говорила, что твой муж – начальник этой тюрьмы, мышонок.
– Кажется, ты считаешь, что все, что касается меня, – это твое дело, – говорю я вместо ответа. – Я думала, ты уже знаешь об этом.
Я достаю много антибактериальных салфеток и начинаю очищать его кожу от крови. Под коричневой коркой на груди и животе обнаруживаются тонкие, но глубокие порезы. Они не представляют серьезной угрозы, однако, должно быть, причиняют ему сильную боль. Синяки на ребрах будут затруднять дыхание еще несколько дней, но я не вижу ничего опасного для жизни. И, закончив осмотр его ран, я сообщаю ему об этом.
Однако Кинг не обращает внимания на раны, предпочитая допытываться о событиях, произошедших утром.
– Похоже, ты считаешь, что меня это не касается.
– Вероятно, потому, что это так и есть. Я не понимаю, почему ты думаешь, что имеешь право вмешиваться. И я не хочу, чтобы меня спасали. Мне ничего от тебя не нужно.
– Вот здесь ты ошибаешься. Думаю, я именно тот, кто тебе нужен.
Несколько долгих минут я молчу, не понимая, к чему он ведет. С моей стороны было очень глупо потакать ему и признаваться в чем-либо, что происходит в моей личной жизни. Я знала, что рано или поздно мне придется за это заплатить, и, должно быть, этот новый этап нашего общения с ним и есть эта цена.
– Как ты можешь быть тем, кто мне нужен, если я даже не знаю твоего имени? – говорю я, размышляя над ответом, пока наношу обезболивающий крем на синяки.
Он расслабляется, словно наслаждаясь моим прикосновением, и улыбается. В уголках его глаз появляются небольшие морщинки, и
Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, когда он говорит:
– Ты хочешь узнать, как меня зовут, мышонок?
Глава 6
Я продолжаю наносить крем на его кожу, и под моими прикосновениями он словно превращается в камень. Какая-то часть меня хочет забрать свой вопрос обратно, но я уже не могу.
– Что с тобой? – спрашиваю я, надеясь, что он сменит тему. – Я сделала тебе больно?
Он отводит взгляд и смотрит туда, где мои руки касаются его кожи. В тот миг, когда его глаза останавливаются на месте, где соприкасаются наши тела, мне хочется опустить руку. Удивительно, как близко он всегда оказывается ко мне, когда я позволяю любопытству или глупости взять над собой верх.
– Чтобы причинить мне боль, нужно нечто большее, мышонок.
Его слова окутывают мое сердце мрачной завесой тайны. А затем она словно раскрывается внутри меня, являя миру кипящую смесь удовольствия и стыда, которую я скрывала. Это опьяняющее сочетание заставляет меня желать большего. Этот мужчина словно наваждение, от которого я не могу избавиться. Он как болезнь, медленно, но неотвратимо проникающая в мою кровь. Мой разум подсказывает мне, что нужно уйти, но мое сердце жаждет еще больше запретного внимания.
– Мышонок? – я смотрю на свои пальцы, опасаясь, что взгляд выдаст мои чувства.
Нанося антибактериальный обезболивающий крем на его кожу, я осознаю, что моя выдержка почти исчерпала себя. Да и как иначе, когда я чувствую, как напрягаются его мышцы под моими руками, как от него волнами исходит тепло, и мое тело откликается на эти ощущения. Прошло так много времени с тех пор, как я испытывала что-то кроме смирения и страха. Эти два чувства настолько тесно переплелись в моей душе, и я была уверена, что больше никогда не смогу ощутить ничего другого. Я думала, что никогда больше не почувствую, как тепло разливается внутри моего живота и распространяется по всему телу, или как ответная влага растекается между моих ног.
Волна желания, смешанная с тревогой, охватывает меня, и мне хочется бежать прочь. Но я знаю, что не должна позволять этому опасному человеку видеть мою реакцию на него. Я не могу позволить ему понять, как он на меня влияет, и не хочу, чтобы он имел надо мной такую власть.
– У тебя всегда такой вид, будто ты хочешь забиться в угол и спрятаться.
Его слова вызывают у меня желание поступить именно так. Мой взгляд скользит к двери, а затем возвращается к руке, которой я стираю очередное пятно крови с его кожи. Мне бы хотелось сбежать от него и его внимательного взгляда, но я не могу подавить то сильное чувство, которое испытываю, когда смотрю на него. Десять шагов вернули бы меня к моей унылой жизни, где я могла бы утонуть в повседневных страданиях и боли – такова моя несчастная реальность.