Толераниум
Шрифт:
– Игорек знает толк в травах! У него рецепты на любой случай: и для крепкого сна, и для бодрости духа, и от немощи тела…
Незаметно перейдя с продуктовой темы на личности, папаша доверительно сообщил, что сын обладает всеми достоинствами идеального человека, друга, сына и мужа.
– Он не мужик, он – чистое золото! У кого хочешь спроси.
Если бы Лаура не знала, о ком речь, она без малейших раздумий заочно вышла бы замуж за предлагаемого субъекта. Но описываемый персонаж не имел ни малейшего отношения к Игорю Баринову. Папа, не прерывая
– Будет что матери рассказать, а то она дома ждет, от нетерпения сгорает. А она ужас, какая любопытная, сама знаешь.
– Я знаю? – удивилась Лаура. – Откуда?
– Игорек разве не рассказал про будущую свекровь? Мы-то про тебя немало знаем. И что хозяйка ты хорошая, и кормишь его перцами фаршированными…
– Хотелось бы внести ясность, – решительно заявила Лаура. – Я не невеста вашего сына, а он – не мой жених. Мы просто знакомые.
– Ты, дочка, можешь по-своему думать. А он… – Папа протянул указательный палец в сторону кухни. – Сказал, что ты ему очень даже нравишься.
– Это ничего не меняет. Мы слишком разные.
– Ясное дело. Ты – баба. Он – мужик. Не бывают мужики с бабами одинаковыми, – изрек папа.
– Это, уважаемый, бесспорно. Бесспорно и то, что нормальной бабе жадный мужик не нужен. То есть бабе, может, и ничего, а вот женщине – точно не нужен.
– Нашла чего бояться! – усмехнулся папа. – Не жадный он вовсе. Рачительный и бережливый. Щедрых надо бояться, они и из дома все повыносят, а Игорек всегда при деньгах будет, и ты горя знать не будешь.
Лаура хотела бы засмеяться, но язвительный ум подсказал ответ, который она не озвучила: «Все мое горе уже позади». Она вспомнила Мишино детское лицо в деревянном ящике и мерзкий цветок в нагрудном кармане.
– Мне денег хватает, – резко произнесла Лаура. – Я достаточно хорошо зарабатываю.
Лаура испытывала неловкость. Она понимала, что говорить с этим милым и трогательным старичком в таком тоне не следует, но он слишком бесцеремонно влезал в ее личную жизнь и расставлял все по нужным ему местам. Правда, самого оратора этот факт не смущал.
– Молодец, – отметил папа, обследуя книжные стеллажи. – Смотрю, книжки у тебя тут всякие, это хорошо. Читать вместе будете. И, кстати, Игорю очень нравится, что тебе не нужны его деньги.
– Сколько можно повторять, мы – не пара! – Лаура потеряла терпение. – Поймите же это, наконец.
Папаша ухмыльнулся.
– Я-то как раз вижу, что пара. Потеряешь его – локти кусать будешь.
Лаура хотела возразить, но не успела.
– Стол накрыт, чай готов! – торжественно провозгласил Баринов-младший, выглядывая из кухни.
– Это вы уж без меня, – спохватился папа и заторопился на выход. – Пойду, мать обрадую. – Накинув куртку, он по-свойски похлопал Лауру по плечу, всплакнул от
– Пришел без спросу, зато сидел недолго, – захихикал папа и зашагал вниз по лестнице, на ходу приговаривая: «А рыженькая какая! Как есть красавица…»
– Что это было? – спросила Лаура, когда дверь за папой закрылась.
– Вообще-то отец мой захотел с тобой познакомиться! – рявкнул Баринов. – Ну не пришли бы мы, и что? Сидела бы ты сейчас одна как сычиха. Стенку бы глазами сверлила. А тут мужик пришел, старик прискакал на тебя полюбоваться, расхвалил от всей души, что плохого-то? Тебя когда последний раз так превозносили?
– Не помню… – От неожиданного напора Лаура притихла. Это семейство так заморочило ей голову, что она не могла собраться с мыслями и ощущала недоумение и растерянность.
– Пойдем покормлю тебя. И спать уложу.
Лаура вдруг почувствовала, как сильно устала. Ей больше не хотелось спорить и отстаивать свою независимость.
Баринов просидел до позднего вечера и болтал без умолку. Он засобирался домой, когда у Луары уже стали слипаться глаза.
– Ложись и не думай ни о чем плохом.
– А я о тебе и не собиралась думать, – из последних сил огрызнулась Лаура.
Выйти за дверь молча Баринов не мог и по привычке у порога произнес:
– Тебе сегодня папа рассказал, какая ты замечательная?
– Ну и что с того?
– Я с ним согласен!
Впервые за долгое время Лаура заснула глубоким и спокойным сном. Засыпая, она успела подумать: «Все, что могло и не могло случиться, уже случилось. Больше нечего бояться».
54
Толеранин Первый в лице Алексея Ковригина без особых затруднений продолжил дело предшественника. Он с мечтательным выражением лица уставился в экран телевизора. С экрана на Алексея смотрел он сам, застывший в позе триумфатора, несущего людям счастье. Над радостным лицом изображения красовалась ярко-оранжевая плашка «Толеранин Первый».
Радость Ковригина не имела отношения ни к телевизору, ни к кабинету, ни к высокому рангу. Ковригин прекрасно понял, что Виктор имел в виду, когда сообщил ему про смерть Асина. Дом перешел к Алексу в обмен на согласие возглавить Толераниум. Но до вчерашнего вечера Ковригина терзали мучительные сомнения, особенно когда Виктора не оказалось в доме, чтобы оформить право Алекса на недвижимость.
Разочарование Ковригина сменилось радостным восторгом, как только он пересек порог Игнатьевского. Прямо в центре, посередине круглого стола, лежала раскрытая кожаная папка с бумагой. Это была заверенная дарственная на жилое помещение с площадью, адресом, кадастровым номером и названием. Особняк теперь назывался Ковригинским. Обыкновенная бумажка, нотариально оформленная, несколькими закорючками переводила Алексея Ковригина из положения пролетарского сына в статус владельца самого роскошного и недосягаемого актива в городе, а может, и в стране, а то и вообще – во всем мире.