Толераниум
Шрифт:
Виктор предусмотрел все до мелочей. С первых шагов по дому было очевидно, кто его хозяин. Каждая вещь – от халата до письменных приборов – была отмечена инициалами Ковригина. Глядя на дарственную, испещренную водными знаками, Ковригин чувствовал, как становится выше, как расправляются его и без того широкие плечи, как его энергия заполняет пространство трех этажей, а также чердака, подвала и таинственного сада.
До четырех утра Алекс бродил по начищенному паркету, всматривался в зеркала и смахивал мельчайшие пылинки с мебели. Это и есть самая счастливая ночь в его жизни. «И каждая следующая будет
Когда в кабинет Толеранина Первого прополз странного вида субъект в огромных очках и серебряном шлеме, Ковригин ненадолго отвлекся от экрана, глядя на странного гостя как на случайно залетевшую мошку.
– Разрешите представиться, – с апломбом сообщил очкарик. – Гомер Наливайко. Штатный уфолог. У меня срочная рекомендация от межгалактического союза, а также результаты специального аналитического исследования астрологического альянса по поводу даты.
Ковригин тряхнул головой. Огромное количество длинных слов отвлекало от обладания домом.
– Короче! – перебил незваного гостя Ковригин.
Наливайко не сбился, потому как осознавал непомерный масштаб ответственности за доскональное донесение мнения межпланетарной коллегии до малых народов Млечного Пути.
– Видите ли, дорогой Толеранин Первый, самые значимые события межгалактического масштаба должны завершиться до конца Шанивары, или Кришна Пакши, или Двитьи, словом – до конца второго дня темной луны… Комбинация элементов дня порождает Могущество. Могущество делает возможным достижение желаемого.
Ковригин не понимал ни одного слова и обрадовался, что в кабинет ворвался Вениамин Доре. Доре без малейших сомнений зычным голосом послал уфолога в самое неопределенное и далекое путешествие, которое не было анонсировано ни в одной галактике. Уфолог пошел думать.
– Это тебе не день космонавтики! – крикнул ему вслед Вениамин.
Развернувшись к Ковригину и не сбиваясь с тональности, Доре продолжал:
– Все катится в пропасть! Мы на грани провала!
Ковригин продолжал слушать Доре с таким же отсутствующим выражением лица, как до того слушал уфолога. Веня замялся. Он постепенно понизил голос до уровня внятного шепота, как-то снисходительно, даже с жалостью, посмотрел на Ковригина и вдруг ласково прожурчал:
– Слышь, Верховный, не переживай так! Все сделаем в лучшем виде. Пройдет этот форум, и следующий пройдет. А мы останемся.
Шеф не реагировал. Он все так же мечтательно смотрел сквозь посетителя. Вениамин попятился и аккуратно выскользнул из кабинета.
После Вениного визита к Толеранину Первому по дворцу поползли неопределенные слухи. На всех возможных уровнях обсуждалась вероятность того, что у Верховного на радостях после вступления в должность съехала крыша и теперь у него «не все дома». Знали бы они, что именно сейчас в жизни Алекса настал момент, когда как раз все дома. Точнее – он сам, один, в своем единственном и неповторимом доме. Навсегда!
Малой инициативной группой во главе с Полковником решили не тревожить Толеранина Превого. Для антуража
Еремей Васильков с полной отдачей занялся любимым делом – концертной программой мероприятия. Наконец-то у него появилась возможность отдаться творческому процессу.
Воля Нетребо хмурил брови в поиске оптимальной рассадки гостей. Самым сложным было рассадить полиформных гендеров, которые в последнее время выбились в лидеры обиженных.
Растаман охотно проводил сеансы снятия стресса, а также чистки энергетических каналов у озабоченных и хмурых товарищей.
Министр контроля здравоохранения настаивал, что обкуривание целебным дымом благотворно сказывается не только на работе внутренних органов, но изрядно повышает работоспособность, творческий потенциал, а также снимает напряжение мышц. Между делом, ссылаясь на необходимость тестировать блюда с целью профилактики желудочно-кишечных заболеваний, Растаман отлучался на кухню и снимал пробу с невероятных по форме, содержанию и стоимости угощений. Как ни крути, благодаря Растаману общее дело спорилось. Проблемы перестали казаться нерешаемыми, а даже если и так, то хрен с ними.
Блогописец Нетленный, некрологер Вознесенский и временно сошедший с экранов Виталик Петухов сосредоточенно заполняли таблички с именами, титулами и половыми принадлежностями гостей. По ходу труженики словесного жанра формулировали приветствия и хвалебные речи. Алчный некрологер неуклюже пытался вымутить финансовый гандикап.
– Не стоит ли нам упомянуть безвременно усопшего Толеранина Первого и почтить его память небольшим хвалебным некрологом? – скорбно опустив глазки, спросил Эдуард. – Можно в устной форме. Будет дешевле.
– Не стоит! – хором ответили Нетленный и Петухов.
Нетленный вспомнил старые обиды. Угрожающе зашипел:
– Толеранин Первый жив! – угрожающе прошипел он. – Может, он по факту и второй и даже, может, у него и не все дома, но сам-то он жив! «Первый» – это не порядковый номер, идиот! Это – должность! Только попробуй прочитать свою заупокойную здравицу, я тебе так отделаю, что следующий некролог понадобится тебе самому…
– Не понадобится, – буркнул Вознесенский. – Он давно готов. И, кстати, твой тоже! Осталось только имя вставить…
Нетленный раздул ноздри и поднялся из-за стола, зажав в кулаке шариковую ручку и прицелившись точно в глаз некрологера. На помощь подоспел Растаман.
– Ну, ребятушки, это не дело. Вот, по таблеточке – и за работу. – Георгий протянул коллегам пару ярко-желтых таблеток с улыбчивым смайликом. – К дыму организм быстро привыкает, надо усиливать воздействие. Это я вам как министр здравоохранения говорю.
Полковник избегал суеты. Он тихо удалился из творческой мастерской, закрылся в своем кабинете и напряженно расхаживал по периметру, стыдливо поглядывая в небольшое зеркало. Полковник репетировал речь.