Только четыре дня
Шрифт:
— Я и не поддаюсь, но все же, Алексей Кузьмич, я пришел к вам с твердым решением.
Зазвонил телефон. В дверь просунулась очаровательная Нина Петровна:
— Алексей Кузьмич, возьмите трубку, вам загородный.
— Простите. — Директор снял белую трубку. Его лицо расплылось в торжественной и хитрой улыбке: — Здравствуйте, Филипп Савельич. Очень рад. Я надеюсь. Да, надеюсь. Вы меня не расслышали? Что-то плохо слышно. Ага. Да. Он как раз здесь, передаю ему трубку.
Голос Филиппа был далекий
«Черт побери, когда же подмосковные линии будут работать хорошо! Легче переговорить с Каиром, чем с Малаховкой».
«Если можешь, приезжай сегодня, — просил Филипп. — Ради бога, приезжай, у нас тут несчастье». Какое несчастье? «Погибла Рита». Рита Самойловна? «Ну да, она самая, ты же ее знаешь, вернее, ты ее знал. Приезжай, здесь нужен крепкий человек». («Это я крепкий человек».) А от чего она погибла, почему? «Приезжай, все узнаешь, я жду тебя, мне одному не справиться. С оформлением? Ах, с твоим! Ну, это пустяки, приедешь, все сделаем».
Второв положил трубку и оглянулся. Директора в кабинете уже не было. Его кресло торжественно пустовало. Второв вышел в приемную и спросил секретаря:
— Нина Петровна, куда девался Алексей Кузьмич?
— Он пошел в обход института, по лабораториям, а потом в президиум. Сегодня его больше не будет.
Второв махнул рукой и пошел прочь из слишком гостеприимного кабинета директора.
— …Знаешь, я уже совсем было хотел отказаться от лаборатории Кузовкина, но ты своим сообщением выбил меня из колеи. В чем дело? Как погибла эта женщина?
Второв сидел в кабинете Филиппа. Тот крикнул секретарше: «Никого не пускать! Телефон только с Москвой и с областным прокурором!»
Так им удалось отгородиться от внешнего мира, но ограда оказалась ненадежной. Она как этиленовая пленка пульсировала и прогибалась под тревожными толчками, исходившими извне. Филипп был бледен и деловит.
— Ты не представляешь, что творится. Охрана вызвала меня около половины двенадцатого. Я спал в кабинете на диване. Здесь уже сновали медики и эксперты из милиции. Звонил ночью тебе, но ты не отвечал, то ли дома не было, то ли крепко спал.
Второв покраснел. Он думал, что звонит Вероника, и притворился спящим, сунув голову под стопку подушек.
— Так, что же это было? — спросил он.
— Эксперты полагают несчастный случай… или самоубийство. Я не знаю, что и думать. Рита оказалась на высоковольтных контактах, по которым поступает питание на нашу кварк-нейтринную пушку.
— Там что, нет ограждения?
— Да боже мой, конечно, есть. Вертикальные сетки. Впечатление такое, будто она подпрыгнула и упала туда. Причем упала спиной. Эксперт говорит, что ее что-то отбросило и она перелетела через ограду.
Второв помолчал и спросил:
— У нее
— Нет… Она была очень способная. Я прямо теряюсь, с кем ты там теперь будешь работать.
— А Недельский?
— Э, классификатор. Да и характерец не дай бог.
— Она что, работала одна?
— Вот в том-то и беда, что одна. За это с меня сейчас шкуру снимают. У нас нельзя, чтобы вечером меньше двух человек оставалось. Но Рита работник опытный и проверенный. Сама инструкции по технике безопасности составляла. И вот надо же… — Филипп сокрушенно покачал головой.
Он прошелся по кабинету, выглянул в окно, словно там, в темном, ароматном лесу, под бархатными зелеными тенями, прятался ответ на мучившую его тревогу. Но лес только сочувственно прошумел, покивал ветвями и верхушками сосен и затих. Филипп отвернулся от окна, вздохнул.
— Ты понимаешь, Саша, не нравится мне это дело. И неважно, самоубийство здесь или действительно несчастный случай. Дело в другом, в обстановке. Сама атмосфера эта…
Он покрутил пальцами в воздухе, показывая, насколько ему не нравится атмосфера института. Второв внимательно слушал. Филипп вызывал в нем сочувствие.
— Ты понимаешь, Саша, я плохо знаю наш институт. Я постоянно в командировках, на заводах, на селе. Мое дело — внедрение. Я и Кузовкина плохо знал, то есть, в общем-то, знал, но так же, как твоего Кузьмича. Когда Кузовкин погиб…
— Я знаю…
— Хорошо, но учти: он погиб в той же комнате, что и Рита. Причем она же тогда экспериментировала с ним. Чудом осталась живая. Взрыв был такой, что всю комнату разнесло, пожар — и от Кузовкина почти ничего не осталось, одна пыль. Это, между прочим, тоже очень подозрительно: от него — пыль, а она целехонька.
— Ночью тоже был взрыв?
— Нет, сейчас взрыва не было. Просто Рита попала под высокий вольтаж… обуглилась… страшная картина.
Второв с интересом взглянул на Филиппа. «Детектив какой-то получается, — подумал он. — И зачем только я сюда ввязался!»
— Они ставили какие-то эксперименты?
— Да, конечно, — ответил Филипп. — Наверное, опасные?
— А вот на это могут ответить только они сами.
— Но Рита после смерти Кузовкина давала показания? Или этим никто не интересовался?
— Конечно, давала! И неоднократно. Объяснение простое — взорвалась нейтринная пушка. Вернее, даже не вся пушка, а узел фокусировки. Ты знаешь, там развиваются высокие температуры, и его приходится охлаждать… Одним словом, установить точную причину не удалось. Риту оставили в покое. С тех пор ее считали слегка не в себе. То ли на почве контузии от взрыва, то ли она была так потрясена гибелью Кузовкина, что это вызвало, так сказать, тихое помешательство…
Филипп возбужденно прошелся по комнате.