Только дружба?
Шрифт:
Только испытав неимоверное облегчение, Девон осознала, какую тяжесть носила на своих хрупких плечах.
— Надолго? — осторожно спросила она.
Если через несколько лет Сара снова передумает, ей наверняка не хватит сил пережить все это во второй раз.
— Навсегда. Если хочешь, мы можем официально оформить усыновление.
— Ты уверена? Может, лучше подождать?
— Ждать нечего, я уже все решила. В моей жизни нет, и еще долго не будет места детям.
— А что думает по этому поводу Клайв?
— Клайв желает мне счастья, —
Перед тем, как уйти из детской палаты, молоденькая медсестра с плохо скрытым восхищением посмотрела на высокого мужчину, склонившегося над детской кроваткой. Этот взгляд не укрылся от внимания Девон.
— Кажется, она назвала тебя папочкой?
— Да, действительно. — Паркер выглядел немного ошарашенным. — Это в первый раз...
Но, наверное, не в последний, с грустью подумала Девон. Когда-нибудь у Паркера будет столько детей, сколько он пожелает.
— У меня такое чувство, что я должен ходить в шлепанцах и попыхивать трубкой...
— Могу тебя утешить, эта медсестра смотрела на тебя вовсе не как на папашу. — Спохватившись, что Паркер может воспринять ее замечание как признак ревности. Девон притворно зевнула, прикрывая рот рукой. — Тяжелый был день. Паркер взял второй стул и сел рядом с Девон возле кровати.
— Ну вот, Джонни спит.
Можно подумать, это его заслуга!
— Но не благодаря тебе, — едко уточнила Девон.
— Ты же сама просила его развлечь!
Девон вздохнула.
— Паркер, побереги этот жалостный взгляд невинно пострадавшего для кого-нибудь другого, кто тебя знает хуже.
Взгляд Девон помимо ее воли задержался на загорелой коже, выглядывающей в треугольный вырез трикотажной рубашки. Медсестра снова вернулась, взяла что-то с тумбочки, ненадолго склонилась над Джонни и опять ушла.
— Можешь назвать меня циничной, но, по-моему, после твоего появления она стала уделять Джонни куда больше внимания.
— Называю: ты циник. — Паркер с деланным смущением развел руками. — Разве я виноват, что неотразим?
Девон фыркнула. Она уже пала жертвой этого самого обаяния, и противиться ему нет совсем никакой возможности.
— Я просила тебя немного занять Джонни. Если бы я знала, что ты его так взбудоражишь, что он не захочет спать, то не стала бы уходить в комнату отдыха.
— Ну, да и есть ты бы тогда тоже не стала. — Паркер подверг ее стройную фигурку тщательному осмотру. — А тебе нельзя худеть.
— Кажется, прошлой ночью ты не был таким разборчивым.
— Девон, я всегда разборчив, — заверил Паркер. От взгляда, которым он ее одарил, ее сердце бешено забилось. Девон облизнула пересохшие губы и, скрывая возбуждение под маской сарказма, протянула:
— Ты даже не представляешь, как я польщена.
— А ты не представляешь, как важны для меня твои чувства, — мгновенно нашелся Паркер. — Я в них заинтересован.
В палате снова появилась медсестра.
— Почему ты не скажешь ей, что
Девушка удалилась, и только тогда Паркер заговорил:
—В чем? В моей неотразимости? Или в моей доступности?
— В том, что ты — отец Джонни. Она уже решила, что я — его мать, если она подумает, что ты — отец, то будет считать нас...
Под притворно-невинным взглядом Паркера Девон густо покраснела.
— Любовниками?
В его низком голосе послышалась обольстительная хрипотца, от которой по спине Девон пробежали мурашки. Паркер скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и самодовольно улыбнулся, разглядывая румянец на ее щеках.
— Неужели нельзя обойтись без вульгарности?! — возмутилась Девон.
— Неужели нельзя наплевать на то, что о нас подумают? — парировал Паркер, точно скопировав ее интонацию. — Кроме того, именно ты должна бы понять, что иногда проще и полезнее ничего не говорить. Тот, кто живет в стеклянном доме, не должен швыряться камнями, киска моя.
— Я тебе не домашнее животное! — возмутилась Девон.
Паркер опустил взгляд на ее вздымающуюся грудь и негромко согласился:
— Да, пожалуй, в тебе больше дикого, чем домашнего... но что-то кошачье определенно есть.
— Может, хватит молоть ерунду?
— Да, пожалуй, пора поговорить серьезно.
Девон не понравилось, как это прозвучало, она насторожилась.
— Но здесь мы говорить не можем, надо найти более уединенное местечко. — Паркер обнял ее за плечи, поднял со стула и вывел в коридор. — Я весь день пытался с тобой поговорить, но ты все время убегала.
Девон бы и сейчас сбежала, будь у нее такая возможность.
— Я не пойду с тобой ни в какое «уединенное местечко», так что не надо меня подталкивать, — прошипела она. — Из-за тебя мы привлекаем внимание.
— Я-то думал, что всего лишь мягко поддерживаю... — Он демонстративно убрал руку с ее плеча. — Тебя послушать, так я как первобытный человек перекинул тебя через плечо и тащу в свою пещеру... Хотя, по мне, этот метод не так уж плох.
— Меня это не удивляет, но некоторые могут и удивиться, например, политики, с которыми ты общаешься. Что, если они узнают, что под твоей цивилизованной внешностью скрывается дикарь?
— Это угроза?
Если и так, не похоже, чтобы Паркер испугался, подумала Девон и проворчала:
— Зависит от того, как сильно ты будешь на меня нажимать.
Паркер вежливо улыбнулся, но в этой улыбке было что-то хищное. По спине Девон пробежал холодок, когда Паркер произнес загадочную фразу:
— Если потребуется, я готов дожать до конца. — Он заглянул в комнатку, предназначенную для родителей маленьких пациентов. — Слава Богу, пусто! Заходи.
Девон вошла.
— Возможно, ты обвинишь меня в превышении полномочий... — Девон отметила про себя, что Паркер вовсе не похож на кающегося грешника, — но на правах твоего любовника я позволил себе...