Только когда мы вдвоем
Шрифт:
Я вздыхаю с облегчением, когда папа ворчит и достаёт мой телефон из кармана. Развернув его к себе экраном, я щурюсь. Ни единого сообщения от Уиллы. Не знаю, что и чувствовать — то ли разочарование, то ли облегчение.
— Sotnos?
«Милый?» — спрашивает мама. — Всё хорошо?
Я печатаю: «Могу я сейчас поехать домой? К себе».
Мама хмурится.
— Я хотела, чтобы ты поехал к нам домой, и я бы о тебе позаботилась.
—
Болезненный звук застревает в моём горле и привлекает внимание моих родителей.
«Что?» — спрашиваю я одними губами.
Папа подволакивает стул к моей больничной койке и садится. Мамины пальцы остаются в моих волосах. Она более тихая, как я, но её касания говорят достаточно ясно. «Я здесь. С тобой всё хорошо».
— Джой со времён моей службы в армии. Помнишь, что я рассказывал о своей последней миссии, когда получил травму ноги?
Я кошусь на папино бедро. Когда он стоит, его титановый протез менее заметен под брюками хаки, но когда он сидит, место, где мышцы сменяются металлом, отчётливо видно под тканью.
Я показываю большой палец вверх. Кивки исключаются. Моя голова слишком болит.
— Это она не дала мне истечь кровью.
Срань. Господня. Мама Уиллы спасла жизнь моего папы.
— Мы с Джой наткнулись друг на друга на мероприятии для ветеранов пять лет назад. Пообщались и решили поддерживать контакт. Мы с мамой ужинали с ней несколько раз, но в остальном я практически ничего не слышал от Джой. Пока она не оказалась в моём онкологическом отделении. Надрав задницу раку молочной железы, она получила диагноз острая миелоидная лейкемия. К сожалению, такое случается после лечения, и именно поэтому данное заболевание прозвали лейкемией из-за химиотерапии.
Иисусе. Во мне нарастает грусть и печаль к этой женщине и к Уилле, чья мама так тяжело заболела.
— Ох, Райдер... — мама вытирает моё лицо и гладит по щеке. — Такое нежное сердце. Ты всегда был таким. Папа заботится о ней, не волнуйся, — её сочувственный взгляд сменяется кривой улыбкой, пока она возится с моей бородой. Уверен, сейчас борода выглядит ужасно, как и остальная часть меня. Она игриво дёргает за мои лицевые волосы. — Так и не скажешь, что ты такой милый. Эта борода, sotnos, весьма отпугивает.
Я показываю ей язык, и это заставляет её рассмеяться. Глядя на папу, я пытаюсь показать, что по-прежнему слушаю его историю.
— Так вот, — продолжает он. — Я чувствовал... я испытываю бескрайнюю благодарность к Джой. Она спасла мне жизнь, — мои родители смотрят друг друг в глаза поверх моей кровати. — Она умирает, Райдер.
Я беру телефон, и мои руки слегка дрожат. «Конечно. Просто всё сложно».
Мой папа хмурится.
— В каком плане?
«Уилла», — печатаю я.
Папа морщит нос.
— А что с её дочерью? — его глаза раскрываются шире. — Погоди, откуда ты знаешь её имя?
— Она подруга Райдера, — говорит мама, похлопывая меня по руке. — Верно?
Папа ошарашен.
— Вы с ней друзья, Райдер?
— Намного больше, чем друзья, если верить Эйдену, — мама приподнимает брови. Я тянусь и дёргаю прядь её светлых волос до плеч, заставляя её ойкнуть и шлёпнуть меня по руке. — Райдер Стеллан, веди себя прилично.
Я хмурюсь, печатая: «Эйден врёт как дышит, что бы он тебе ни наговорил. Единственная правда — это то, что он весь семестр пытался нас свести. Мы просто друзья-враги».
Мама щурится, глядя на мой телефон.
— Друзья-враги, — она смотрит на папу, поскольку всегда полагается на него, когда сталкивается с непониманием английской речи. После десятилетий жизни в Штатах такое бывает редко, но всё же случается. — Это как?
На протяжении долгой минуты папа смотрит на меня, и его лицо согревает медленная улыбка.
— Друзья-враги — это когда люди много времени проводят вместе, но в основном пререкаются. Если бы они не цапались так часто, люди посчитали бы их близкими друзьями, может, даже чем-то большим...
Папа усмехается.
— Я должен был догадаться. Джой всегда была взрывной женщиной. Естественно, её дочь выросла такой же, не так ли?
Мама опирается локтями на бортик больничной койки и улыбается мне.
— Она была очень бойкой во время той игры, что мы посмотрели. Очень пылкой. Интересно, как это сочетается с нашим тихим сыном и его сухим чувством юмора.
Папа откидывается на стул.
— Вот и мне интересно...
Я хлопаю по кровати, пока не нахожу кнопочку, которая приподнимает изголовье. Мои челюсти стиснуты, голова раскалываются, и родители оба смотрят на меня этими раздражающими взглядами сочувственного веселья.
«Пожалуйста, пока не говорите ничего Уилле или её маме, — пишу я им. — Я не хочу расстраивать Уиллу. Она ещё даже не сказала мне, что её мама больна».
Папа читает моё сообщение, затем похлопывает меня по ладони.