Только ломаные такты
Шрифт:
Наконец Виталик с отцом выбрались из здания вокзала. На выходе из него висел выцветший плакат, жизнерадостно гласивший: «Пусть крепнет и процветает наша великая советская Родина – оплот мира, демократии и социализма!». Вот только увиденное вокруг сильно разнилось с этим лозунгом. Виталик уже увидел результаты введённой народу инъекции перестройки, причём в низменных её проявлениях, романтику «уезда за границу» с концами и ненавистью к своей стране. Все вокруг ходят в варёных джинсах и куртках, прямо как из писем Ванька, часто плюют на асфальт и флегматично поглядывают вокруг. Много кто ходит короткостриженым в стиле «бокс» или «полубокс», как будто только вернулся из армии или тюрьмы. Много ларьков с надписями на смеси английского с суржиком; газеты с практически обнажёнными женщинами: «change of wind»
Да, вот она, из ряда вон выходящая советская действительность, отличная от того, что вещали по телевизору и печатали в колонках газет. Виталик предполагал, что будет что-то подобное, но не настолько же. В СССР шла своя холодная война, только гражданская, как в одноимённой песне Игоря Талькова. Это всё олицетворяет неизбежные перемены, чьи шестерёнки уже неустанно начали своё движение. Тут следует сразу оговориться, что на фоне происходящего в отдельно взятом городе вы вполне способны судить и полностью о стране, если, конечно, этот город не Москва или вернувшийся к первоначальному названию Санкт-Петербург.
Через пару сотен метров, у здания автовокзала, где по совместительству были остановки общественного транспорта, картина не сильно изменилась: бойкая торговля цыганок украшениями, внешне напоминающими ювелирные, то есть золотые, но на самом деле из «кастрюльного» золота, сваренного из самоваров; толпа зевак, ожидающих своего рейса автобуса, а в центре игра в напёрстки. Вот три стаканчика, вот поролоновый мячик. Ряженые ребята в толпе с крупными ставками и выигрышами, отчего у других зажигается азарт тоже попробовать. Крепкого телосложения ведущий созывал сладкими частушками:
– Не уверен – не играй, а уверен – не зевай!
Виталик засмотрелся, пытаясь уловить манипуляции рукастых фокусников и, параллельно, наблюдая за отчаянием, страстью, победным куражом и горечью поражения – и всё это за несколько минут. Но тут отец схватил его за руку, резко одёргивая:
– Уйди, обманут, игра для лопухов.
– Я просто смотрю, пап.
– Я сказал, отойди отсюда! – встретившись взглядами со стоящими рядом крепкими молодцами вокруг ведущего, настаивал на своём Алексей.
Пришлось послушаться. Только они отошли на приличное расстояние, как послышался крик очередного простака, который осознал, что его обманули, но ведущий сумел улизнуть и был таков! Обычаи, царившие на донской земле, вызвали у Виталика неизгладимое впечатление.
Вернувшись обратно к зданию с надписью «вокзал» и большими часами, Алексей увидел человек шесть с детьми в очереди возле стоянки такси и суетящегося контролёра-диспетчера таксопарка. Осознав, что тут они потеряют много времени впустую, семья Самойловых прошла чуть поодаль к другим машинам с шашечками и зелёными фонариками. К другим, потому что правила проезда здесь абсолютно иные, а самих водителей в народе называли «бомбилами». Поиск таксиста с адекватным ценником тоже занял некоторое время:
– Нам до Чкаловского надо, дружище.
– Та без бэ, сорок рублей, и погнали.
– Ты чё, с дуба рухнул, какие сорок рублей, за что?!
– А вы чё, местные?
– Ну да.
– А, не, мы работаем только с иногородними.
Возвратившись через подземный переход к автовокзалу, Алексей повторил попытку:
– Сколько до Днепровского?
– Четвертак.
– Да вы чё, я билет на поезд леваком за столько покупал из Вильнюса до Харькова.
– Не моя проблема.
Алексей поёжился – ничего в Ростове не изменилось. Но тем не менее он смог настоять на своём и уговорить шофёра немного снизить цену. Алексей знал, что в этом городе всегда можно к любому найти подход, был бы язык подвешен. Слабое утешение, но всё же. Когда они уже были в такси и конница под капотом понесла их по городу, Виталик увидел, что рядом с парковкой группа военных жестикулирует и кричит, выясняя что-то у милиционеров. Что-то произошло, это точно. Из приоткрытого окна до него донёсся крик: «Высадили нас в чистом поле считай, куда нам теперь идти жить?» Как окажется потом, много кому не дали ни жилья, ни денег, ничего после их возвращения на родину. Государство совсем не позаботилось
– А ну закрой окно, тебя ж продует.
Город вокруг Виталика начал двигаться. Замелькали остановки, где стояли стенды с развёрнутыми листами газет со свежими и не очень новостями. Солнечные блики, играющие на окнах зданий, слепили, словно вспышки фотоаппарата. Вместо восточногерманских «трабантов» с «вартбургами» по дорогам проносились советские «копейки», «запорожцы», «шестёрки».
Таксист оказался говорливым мужчиной и стал взахлёб рассказывать Алексею про своё горе:
– Взял заказ на Западном, на Стачках, подъехал к общаге на Зорге, меня избили трое чурок за отказ платить, прямо на глазах у прохожих. Где это доблестное казачьё, которое только и делает, что балаболит да устраивает показы мод, навешивая на себя медальки?
– Какой ужас… По молодости помню, у нас максимум один армянин или кореец был в классе, если не во всей школе, – Алексей не очень хотел поддерживать разговор, да ещё и на такую тему, но всё же пришлось изобразить заинтересованность.
Но таксист понял, что попутчики не расположены к беседе, а потому остаток пути в салоне машины было тихо. На подъёме от вокзала по улице Энгельса отец указал пальцем Виталику на два дома с башнями на крышах, назвав их западными воротами города. Виталик, опёршись головой о боковое стекло, глазами равнодушно провожал проносящиеся мимо здания, устав их рассматривать. Ему Ростов показался тогда большой страной, а его районы – целыми городами. После продолжительного проживания в другом государстве тебя неизбежно ожидает период акклиматизации, зачастую болезнетворного характера. К жизни в таком городе, как Ростов-на-Дону, Виталик подготовлен не был. В Германии все знали друг друга в лицо, а здесь, может, и те же русские, но они не знакомы Виталику. Никто не улыбнётся, не скажет: «Здарова, Веталь», не пожмёт руку, не предложит сбегать на речку Верру. И если, начав жить на новом месте, вы пьёте другую воду и едите другую пищу, то тут всё понятно, это не так сложно принять. А вот принять одновременно развал детства и его резкий уход в небытие не так-то просто, как может показаться на первый взгляд. Ещё сложнее принять бытие другого мира, в котором ты не жил. Квартира в Германии со вкусным запахом приготовленной тётей Мариной еды, отцовским одеколоном, сундуком с игрушками, видом из окна – это всё теперь казалось ненастоящим. Поток мыслей прервал отец:
– Всё, выходим, приехали.
Итак, семья Самойловых пожаловала в родные пенаты – в Чкаловский посёлок. Как только ни коверкали местные его название, обзывая то Чихаловским, то Чукаловским. Стоит отметить, что у ростовчан эта часть Первомайского района пользовалась весьма определённой известностью. А какой именно и почему, Виталику предстояло узнать чуть позже.
– Вот здесь, сын, и начнётся новая глава нашей жизни. Теперь всё будет не так, как прежде. Ничего, прорвёмся. Для начала я устроюсь на работу, есть некоторые соображения по этому поводу, ну а в придачу тебя в школу пристроим.
В папиных глазах Виталик прочитал попытку успокоить скорее себя, нежели его. Никогда ранее сын не видел отца таким растерянным. Понятное дело, когда папа был прапорщиком Советской армии, он имел почёт и уважение. А здесь всё с нуля начинать – рядовым специалистом, если ещё возьмут на работу. Внутри Алексея продолжался ожесточённый поединок по принятию новой действительности. Приблизившись ко входной двери в подъезд, Виталик лицезрел два слова с неизбежной буквой «х», а также заметил, что здесь нет никаких электрозамков и любой желающий мог зайти вовнутрь. На окнах первых этажей повсеместно поставлены железные решётки, за которыми стояли кастрюли с едой. Неужели здесь не так спокойно, как в Германии? Их почтовый ящик представлял собой жалкое зрелище: дверца отсутствовала, а внутри была нарисована мишень. Поднимаясь по лестнице до четвёртого этажа, Виталик был обескуражен увиденным: «Неужели им так нравится жить в грязи? Это же их дом! Зачем исписывать стены матом, обжигать побеленные потолки, мусорить? Что за безобразие, где порядок? Где чувство ответственности? Неужели всем и правда пофиг?» А вот и заветная дверь с цифрой 12. Алексей сунул ключ, придавил коленкой дверь и сделал оборот.