Только любовь
Шрифт:
— Садись на это бревно, — предложила Шеннон. — Я нагрела много воды, чтобы ты мог помыться.
— Ты хочешь сказать, что от меня воняет, как от старины Разорбека?
Шеннон покачала головой и глянула на Бича из-под опущенных ресниц, пытаясь определить, серьезно ли он спрашивает или подтрунивает над ней. После той грозы их отношения как-то непонятно изменились. Он больше не поддразнивал ее.
И больше не целовал, не обнимал и не ласкал ее так, как тогда, когда мир закружился вокруг нее, а она стала
— Твой запах мне всегда приятен, — поколебавшись, сказала Шеннон. — Просто это несносная пыль набивается во все поры.
— Об этом тоже тебе говорил Молчаливый Джон?
Шеннон покачала головой:
— Я знаю это по своему опыту, что значит работать киркой.
Бич раскрыл было рот, но не нашелся, что сказать. Он молча смотрел на Шеннон, отказываясь поверить в то, что эти тонкие слабые руки могли не просто держать кирку, а еще и работать ею.
— Ты, похоже, здорово удивлен, — заметила Шеннон. — Как видишь, я не такая уж беспомощная, как ты считаешь.
Бич хмыкнул:
— Не такая уж ты умелица, как думаешь.
— Конечно, я не смогу размахивать топором или киркой, как ты, — строптиво сказала она, — но если надо что-то делать, я делаю.
Шеннон повернулась спиной к огню. Она испытывала непонятное раздражение, причем продолжалось это уже несколько дней. Она ловила себя на том, что способна в любой момент взорваться… хотя и не понимала причины.
— И ты находила золото? — спросил Бич.
— Нет, но я работала на оползне на участке Шут. А Райфл-Сайт богаче.
— Это по мнению Молчаливого Джона.
— Я видела руду, которую он приносил, — пояснила Шеннон. — В кварце было много золота. Он называл ее золотой породой.
— Должно быть, он полностью выбрал ту жилу. Судя по тому, что я видел, можно целое лето вкалывать на этом участке и не набрать золота даже на оплату продуктов.
Шеннон почувствовала холодок страха. Золотоносные участки были залогом ее свободы. Без них она попадала в полную зависимость от неведомых ей людей.
— Там есть золото, — упрямо сказала она.
Бич крякнул.
Уголком глаза Шеннон видела, как он вытянул руки и расправил плечи, чтобы стряхнуть усталость и размять напряженные мышцы. Потемневшая от пота рубашка прилипла к нему, обрисовывая его тело.
«Боже, как красив этот человек! — подумала Шеннон. — От одного взгляда на него у меня захватывает дыхание. А когда я думаю о том, что он снова дотронется до меня…»
На Шеннон вдруг обрушились воспоминания о том, что происходило во время грозы под брезентом. Она никогда раньше не подозревала, что можно испытывать подобное наслаждение.
После этого к ней пришла стыдливость. Тот факт, что он никогда не напоминал ей о том, что произошло, и даже мимоходом не дотрагивался до нее, лишь усиливал это
Она не понимала, что с ней происходило, когда Бич дотрагивался до ее самых интимных мест. Она знала лишь то, что ей хочется, чтобы это повторилось. И поскорее.
Но, очевидно, Бич чувствовал иное. Он не касался ее.
«Может, мне самой попытаться потрогать его».
— Ты хочешь, чтобы я помыла тебе голову? — спросила она. — Я знаю, как неудобно мыть голову в тазу.
При мысли о том, что нежные пальцы Шеннон станут касаться его волос, у Бича сладостно заныло тело, словно забыв об усталости и долгих часах изнуряющей работы. Однако он не хотел допустить того, чтобы чувственное желание стало диктовать ему свою волю.
— Нет, — решительно сказал Бич. — Всю свою сознательную жизнь я обходился без горничной. Не стоит и сейчас опускаться до такого баловства.
Бич схватил таз с горячей водой и направился к ближайшему осиннику, по которому протекал ручей. За ним последовал Красавчик, подпрыгивая и повизгивая, словно щенок. Он любил играть, когда Бич брызгал на него водой.
— И ты, Красавчик! — крикнула вслед Шеннон. — Ты бросаешь меня! Уходишь с каким-то неприкаянным бродягой, у которого улыбка ангела, зато норов почище, чем у самого дьявола!
Однако и Бич, и Красавчик проигнорировали Шеннон. Она вернулась на стоянку, ища, на чем бы ей сорвать злость. На глаза попалась прислоненная к дереву кирка.
— Но я еще не до такой степени сошла с ума, чтобы крушить камень… пока что, — пробормотала Шеннон.
Она проверила воду в ведре, которая висела над огнем на треножнике. Вода была чуть теплая.
— Давай, грей весь день воду, — продолжала бушевать Шеннон. — Мне только и остается, что стоять над ведром да совать палец в холодную воду.
Она потопталась у костра, подбросила дров, снова проверила температуру воды и задалась вопросом: уж не холоднее ли костер в горах? Право же, в хижине вода нагревалась гораздо скорее.
— Но тогда я брала воду из горячего источника, — напомнила себе Шеннон.
Вздохнув, Шеннон снова проверила — наверное, в пятнадцатый раз — температуру воды и в конце концов нашла ее сносной.
— Наконец-то! Теперь я могу заняться стиркой! Черт возьми, я начинаю понимать, почему люди ходят в такой грязной одежде, в какой постыдились бы ходить даже команчи! Можно одуреть, пока здесь согреешь воду!
Едва Шеннон нагнулась, чтобы снять с треножника ведро, как Красавчик разразился лаем. Лай был отчаянным, бешеным, гневным.
Раздался звук выстрела.
Часть воды выплеснулась из ведра, когда Шеннон снова опустила его на треножник и бросилась за дробовиком. Раздался второй выстрел, на который наложился еще более яростный лай Красавчика.