Только не Академия темных хранителей
Шрифт:
Когда подходит время, он молча берет меня за руку, и мы переносимся в кабинет., где я, так же молча сую пальцы в уже знакомую миску. Закрываю глаза. Представляю, что я маленькая куколка, которую убрали в коробку, и она может отдохнуть. Лишь бы никто не трогал. Лишь бы не надо было изображать любезность. А кому надо? Маменьке и папеньке, как выразился Лиам? Ну им надо, пусть изображают. Я чувствую себя какой-то безвольной щепкой, которую годами тащило течением, бросало от берега к берегу, и вот наконец, впервые я это поняла. Но что делать дальше? Щепка не спорит с течением, она может только покорно
— Лия? Посмотри на меня.
Райвен сидит за столом, работает с бумагами. Но сейчас он отложил лист и смотрит на меня. Как-то печально и чуть тревожно.
— Да? Простите, я сегодня себя не очень хорошо чувствую.
— Не выспалась?
Он спрашивает без всякого двойного смысла, как мне кажется. Или он все-таки есть? Всматриваюсь в лицо куратора, пытаясь понять, что он имеет в виду. Но там лишь непроницаемая зеркальная тьма.
— Я устала от того, что я не знаю, кто я. Не знаю, чего я на самом деле хочу. Мне кажется, что мир вертит мной, как ребенок своей куклой, а я даже не успеваю осознать что-то, не говоря уже о том, чтобы повлиять. Вот нас учат выбору своего пути, а я даже представления не имею, что может быть за путь у меня. Много других первокурсников, которые прекрасно знают, что они делают. А я… Я, как заблудившийся в чужом доме малыш. Только и делаю, что стучусь в закрытые двери. А когда какая-то открывается, радуюсь, бегу вперед, но только чтобы опять уткнуться в новую закрытую дверь.
Слова льются потоком, и мне, с одной стороны, становится легче, но с другой, я остро ощущаю, как глупо выгляжу с этими пальцами в миске. Жаловаться само по себе унизительно, но, когда ты еще при этом по-дурацки выглядишь, совсем обидно. Когда уже закончится это лечение. Хотя… Я вдруг понимаю, что не хочу, чтобы оно заканчивалось. Я привыкла к этим вечерам с Райвеном, когда мы о чем-то говорим или он рассказывает, а я слушаю. Да даже, когда просто молчим. В этом есть какое-то спокойствие, как будто сидеть у моря или горящего камина.
— Лия, как ты думаешь, как часто представители исконно звездно-магической семьи оказываются в хранителях? И наоборот? — спрашивает Райвен, подходя ко мне.
— Не знаю, — пожимаю плечами и, достав руки, протягиваю к нему, — глупо, но я думала, что я вообще первая.
— В этом суть людей — думать, что они первые и единственные, а их проблемы уникальны, — хмыкает он, оборачивая мои руки и промакивая проводящую жидкость. — Ты не обижайся на эти слова, это правда жизни, не на что тут обижаться, все мы такие. Только это не такая уж редкость. А вот то, что ты как-то смогла совместить в себе тьму и свет, это уникальный дар.
Он убирает полотенце и осматривает мои пальцы, как делает каждый раз после процедуры. Мне приятны эти аккуратные, бережные касания. И я больше не шарахаюсь от него, как в первый день, хотя все-таки мне неловко.
— Мне кажется, ты практически восстановилась, — говорит он, снимая с моих ладоней проводки, — и наши сеансы можно прекратить.
— Нет, — вырывается у меня раньше, чем я успеваю подумать, что говорю.
13. Откровение
Райвен смотрит на меня так долго, что
— Я просто думаю, что пальцы — это же очень важно. Нужно дождаться полного восстановления.
Он молча сворачивает проводки, убирает их вместе с артефактом, создающим молнии, в коробку. Ставит его на полку. Каждое движение четкое и выверенное, он делает все с такой тщательностью, как будто это не просто коробка, а хрустальный саркофаг. Молчание затягивается, и я понимаю, что сказала больше, чем следовало. Что вообще не стоило спорить, и теперь не знаю, будет лучше извиниться или промолчать, чтобы не сделать еще хуже. Убрав коробку, Райвен расправляет полотенце и вешает на спинку стула, разгладив складки. И, наконец, поворачивается ко мне.
— Да, Лия, думаю, ты права. Все-таки пальцы — очень важный инструмент для мага, большая часть чар так или иначе связана с ними. Не будем торопиться. Но есть причина, почему я хотел закончить наши посиделки раньше. Как ты знаешь, академия подверглась нападению. И студентка, которая бродит одна по ночам, оказывается в двойной опасности.
— Может, меня будет провожать Тейт?
— Нет, — резко отвечает Райвен. — Он представитель другого факультета, и может тебя довести максимум к входу в башню. Да и ты уверена, что он будет каждый вечер бросать все свои дела, чтобы просто довести тебя от двери до двери?
Я молчу, но думаю, а правда, будет ли? Особенно, зная, что потом не сможет влезть в окно. Не найдется ли у него дел поинтереснее в своей башне?
— Может, Лиам? — предлагает Райвен.
— О, пожалуйста, не надо, — вырывается у меня.
— Почему? Мне кажется, вы прекрасно ладите.
— Именно поэтому. Марго ужасно ревнует. А она единственная моя подруга тут, да и вообще конфликтовать с соседкой точно не лучшая идея.
Опасаюсь, что Райвен скажет, что все это глупости, но тот принимает аргумент.
— Тогда остается Кроу, — говорит он, — но ты должна пообещать мне, что будешь аккуратна.
— Обещаю, конечно, — легкомысленно отвечаю я, — да и что случится? Я вчера одна глубокой ночью шла, и все нормально было.
— Прости, а куда, откуда и почему ты шла одна глубокой ночью?
Я уже жалею о вырвавшихся словах, но обратно-то их не запихнешь.
— Так случилось, что я вчера уснула в кладовке на первом этаже, — осознавая всю идиотичность прозвучавших слов, говорю я, — я не хотела, чтобы со мной нянькались. А вы с Тейтом ругались, Шайен смотрела на меня, как волк, вот я и спряталась. Думала, что пережду, пока вы уйдете и пойду к себе, но уснула.
Уже второй раз я излагаю эту историю, и она мне кажется все более глупой. И сама я себе кажусь какой-то дурочкой, заснувшей в кладовке. Хорошо еще, что меня разбудили, а то так бы и просидела до утра.
— Ой, — говорю я, глядя на Райвена, — а меня же разбудили.
— Объясняйся понятнее, пожалуйста. Вчера тебя разбудили?
— Да. Я уснула. А проснулась от разговора двух людей. Каких-то очень странных людей. Один другому говорил «ну что принес?», а второй «посмотрим, как они без Вдоха сыграют». Я тогда не очень соображала, да еще испугалась. А потом как-то закрутилось все.