Только не дворецкий
Шрифт:
Многоликая писательница родилась в пригороде Лондона. Она была дочерью разорившегося маклера и рано начала зарабатывать своим трудом. Училась она в частной школе Святого Павла для девочек, и ее мать настаивала, чтобы Люси выбрала карьеру учительницы; однако та не послушалась и выбрала совсем иной путь. Сначала она служила машинисткой и стенографисткой; к этому занятию она вернулась и позже, в годы Второй мировой, когда каждый работник был на счету, и устроилась в Красный Крест, а затем в
Помимо книг она написала также множество радиопьес и несколько сценариев для телесериала, съемками которого руководил сам Хичкок. В 1933 году под именем Энтони Гилберт она была принята в Детективный клуб по приглашению Дороти Сэйерс, а в 1940-м под именем Энн Мередит выпустила автобиографию, которая стала бестселлером; к этому времени ее псевдонимы уже были раскрыты. Мэллесон никогда не была замужем, а в свободное от литературных занятий время обычно путешествовала или ходила в театр (кстати, ее кузен был киноактером и снялся, помимо прочего, в «Собаке Баскервилей»).
БОЛЬШИНСТВОкниг, опубликованных под псевдонимом Энтони Гилберт, — это похождения адвоката-сыщика Артура Крука, которого она придумала в 1936 году. Неряшливый, тучный, любитель выпить, он к тому же носит фамилию, которую можно понять как «мошенник». Такой образ во многом противопоставлен популярной в те годы фигуре детектива-джентльмена вроде лорда Питера Уимзи. Однако, несмотря на неказистую внешность, Крук оказывается и способным сыщиком, и честным человеком. Кроме того, писательница любила прием «детектива наизнанку», когда имя преступника читатель узнает сразу. А рассказ, который вы прочитаете сейчас, тоже не вполне стандартный — хотя бы потому, что в нем нет героя-сыщика.
ЭНТОНИ ГИЛБЕРТ
Черный — цвет невинности
Как только я увидела эту девчонку, Джойс Харт, я сразу почуяла — быть беде; правда, и подумать не могла, что все обернется вот так. Она проникла в дом хитростью и до последнего только и делала, что хитрила. Появилась из ниоткуда — и хоть бы кто меня предупредил, а ведь я уже больше дюжины лет как сиделка, и по совместительству компаньонка, в доме Лейтонов, и вы понимаете, что меня просто нельзя было не поставить в известность. Но такая уж была миссис Лейтон. Сколько я для нее сделала — и что же: ни доверия, ни понимания. Наверно, нужно пояснить: меня зовут Рита Хендерсон, мне сорок семь лет, я сиделка. Вообще-то я нанялась ухаживать за Стивеном Лейтоном во время его последней болезни; никогда не встречала более вздорного и неуживчивого пациента. А какой он был жадный! Если бы не характер, он бы, может, и остался жив. И доктор и я запрещали ему вставать с постели, но стоило мне отвернуться, он всякий раз крался к окну на лестнице — должно быть, чтобы проверить, не сорвал ли кто розу с клумбы или не выдернул травинку из его драгоценного газона, пока хозяин лежит больной.
И вот однажды…
После похорон миссис Лейтон была так подавлена, что я предложила побыть при ней некоторое время; она сказала, что я могу остаться ненадолго. Но за повседневными мелочами время бежит быстро, и когда у нас объявилась мисс Джойс Харт, я служила в доме уже двенадцать лет.
Никогда в жизни я так не удивлялась, как в тот день, когда миссис Лейтон приехала домой с незнакомой девушкой. До сих пор не понимаю, как моя почтенная хозяйка умудрилась подать объявление в газету — «Вдова ищет молодую общительную компаньонку», — получить ответ и нанять девицу, а я ничего и не заподозрила. Впрочем, не только эта Джойс Харт имела привычку хитрить.
— Это Джойс Харт, — говорит моя миссис Л., а сама и бровью не ведет. — Она будет моей компаньонкой, так что у вас останется больше свободного времени.
— Так я вроде не жалуюсь, — возразила я, но она ничего не ответила, только улыбнулась.
Я могла бы еще поспорить, но промолчала. Место у меня хорошее, если посмотреть; какой бы там ни был наш старик, а сама миссис Лейтон никогда не скупилась. Каждый год повышала нам с Паркером жалованье, а если было нужно что-то еще, покупала — конечно, в разумных пределах. Не забывайте, она была нам многим обязана: все-таки у нее имелись некоторые странности, если не сказать больше. К тому же если бы не мы, она бы уже давно сидела за решеткой.
Поначалу я не волновалась. У нас и раньше бывали молодые слуги, но долго они не задерживались. Спросите меня — а что им за интерес? Хозяйка — пожилая больная женщина, да и мы с Паркером тоже не первой молодости, так сказать. Зато служба спокойная, и мы знали, что и после смерти нашей миссис без средств не останемся, а когда тебе за сорок, о таких вещах забывать не стоит.
Девчонка оказалась красотка, каких поискать, — а это само по себе подозрительно. Не верю я этим медоточивым девицам с серебристым голоском. Как вы думаете, зачем таким наниматься в дома вроде нашего? Вот-вот.
— У нас очень размеренная жизнь, вот увидите, — предупредила я ее в первый же вечер. — Совсем ничего не происходит.
— Как раз это мне по душе, — ответила она.
— А где вы до нас работали? — спросила я.
Выяснилось, что она жила у тетушки в Эдинбурге, а недавно старушка умерла, и девица отправилась на юг, искать место.
— Наверно, вам будет не хватать ваших друзей, — предположила я. — Отсюда в Эдинбург просто так не съездишь.
Но она ответила, что у нее никого нет, и это тоже было подозрительно.
Не знаю уж, как она умела ухаживать за больными — в этом доме ничего такого делать не приходилось, — но карту свою разыграла прекрасно. И полутора месяцев не прошло, а наша миссис у нее уже чуть ли не из рук ела. Джойс то, Джойс се — мне уже тошно было слышать ее имя.
И это еще цветочки; к лету стало совсем плохо. В первый раз за все время миссис Лейтон решила снять на лето домик в деревне. Это ее девчонка подбила, конечно, чтобы увезти подальше от друзей. Она даже предложила сама отвезти миссис Л. на машине — представьте себе, она и водить умеет, — и миссис Лейтон впервые за много лет велела выкатить машину из гаража.