Только не дворецкий

Кристи Агата

Конечно же, я догадалась, зачем ей понадобилось в Рейвенстаун, и вся кипела от гнева. Но я ни словом на этот счет не обмолвилась и только пожелала ей спокойной ночи, как всегда: потом девчонка подоткнула ей одеяло, та поцеловала ее — в общем, все как всегда, самый обычный вечер.

Вот только в полседьмого утра девчонка застучала в мою дверь: лицо у нее было бледное как мел.

— Пойдемте скорее, Хендерсон, — умоляла она. Ага, как только что-то стряслось, прибежала ко мне как миленькая. — Мне кажется, у миссис Лейтон

ночью случился приступ.

— А вы ничего не слышали? — спросила я.

— Ни звука.

— Кажется, она говорила, что приступам не подвержена. — Я не могла удержаться от насмешки. Но когда я вошла в комнату, стало понятно: сегодня миссис Лейтон не поедет в Рейвенстаун и вообще уже больше никуда никогда не поедет. — Разбудите-ка Паркера и пошлите его за врачом, — велела я. В доме не было телефона. Она убежала, оставив меня в комнате одну.

Когда она вернулась через пару минут, я уже знала, как ее встретить.

— К чему вы это скрываете? — спросила я ее прямо. — Или скажете, что не видели? — Я взяла со стола листок бумаги и показала ей.

— Что это? — спросила она потрясенно.

— Сами прочтите.

Она взяла листок, на котором было написано три строчки синими чернилами. Почерк был тонкий и мелкий. Я всегда говорила: любой, кто разбирается в почерках, сразу поймет, что миссис Лейтон не в себе. Вот что она писала:

Четверг.

Все напрасно. Я так больше не могу. С того самого ужасного дня он все зовет меня, и теперь мне пора к нему. Я слышу его голос днем и ночью, днем и ночью…

Потом все обрывалось и стояла только разлапистая незаконченная подпись.

— Что это значит? — прошептала девчонка.

— А зачем меня спрашивать? — отозвалась я. — Вы и сами знаете, не правда ли?

— Что знаю?

— Что это она его убила. Конечно, она. Паркер сам видел, но, понимаете, старик был такой мерзавец, да и было бы жаль, если бы миссис повесили.

Джойс сделала рукой движение, как будто закрывая мне рот.

— Не говорите так, — пробормотала она. — Это неправда. Я не верю.

На самом деле, конечно, поверила.

— Так бывает, если человека довести до крайности, — продолжала я. — Особенно когда у покойного много денег.

Она и так была бледная, а стала еще бледнее, как будто прямо сейчас упадет в обморок.

— Ах, бедная миссис Лейтон! — прошептала она. — Как ужасно, все эти годы…

Ну да, одного поля ягодки…

Когда доктор пришел, он сказал, что смерть наступила от передозировки снотворного, и захотел взглянуть на ее таблетки.

— Думаю, она развела лекарство в молоке, — сказал он. — Кто принес ей молоко?

— Я, — ответила Джойс. — Нов нем не было снотворного, потому что она попросила только сахарин. Я его сама положила.

Доктор взглянул на нее как-то странно:

— Я полагаю, спутать сахарин с лекарством вы не могли?

Но она повторяла, что брала

сахарин прямо из вазочки, которая стояла возле кровати миссис Лейтон, и этого, разумеется, никто не мог опровергнуть, потому что я тогда уже ушла и никого больше в комнате не было. Пустая чашка от молока так и стояла на столике у двери, и доктор сказал, что надо оставить все как есть до прихода полиции.

— Полиции?

— Должно быть назначено коронерское дознание, — сказал он нетерпеливо. — Да, но если она приняла таблетки не в молоке, то как тогда?

Тут и начинались трудности, потому что мы все знали, что миссис Лейтон не могла глотать даже самые маленькие таблетки, не разводя их, но в комнате не было никакой другой жидкости, даже стакана воды. Доктор, казалось, по этому поводу не беспокоился.

— Пусть у полиции об этом голова болит, — проговорил он.

Полицейский инспектор, как говорится, ворон не считал. Он прочел письмо и сказал:

— Я вижу, тут написано «четверг», значит, она писала его после полуночи.

— Если она все-таки приняла снотворное с молоком, то нет, — ответил доктор. — К полуночи она давно заснула бы.

На самом деле миссис Лейтон приняла снотворное именно с молоком, так что вы видите, к чему нас привели рассуждения. К тому же, когда они стали искать ручку миссис Лейтон, ее нигде не было. Мы все пользовались авторучками, которые заправляли из большой бутыли синих чернил, стоявшей внизу. А если ручки при ней не было…

— Ну конечно, — прошептала Джойс, — она оставила ручку вечером в гостиной. Ручку нужно было заправить, но хозяйка сказала, что это подождет до утра.

Вот так и попадают на виселицу — стоит только забыть какую-нибудь маленькую деталь.

Я наблюдала за Джойс.

— Вы не могли так глупо ошибиться, — произнесла я. — Причем во второй раз. Полагаю, вы думали, что она уже подписала завещание.

И тут девица сбросила свою бомбу:

— Она и правда подписала! Вчера она пошла в церковь и пригласила в свидетели викария и диакона. А вечером, когда я принесла молоко, рассказала мне. До вчерашнего дня я даже не знала, что миссис Лейтон переписала завещание.

Я рассмеялась — просто не могла удержаться.

— И не знали, в чью пользу? Дурочка. После того, что произошло в Эдинбурге…

— Что вы хотите сказать? — Она вспыхнула. — По-вашему, я ее отравила… и подделала записку? Я? Но я любила ее!

— Поосторожнее, — предупредила я. — Здесь же полиция.

— Не только мисс Харт следовало бы быть поосторожнее, — вставил инспектор, оказавшийся сварливым и упрямым типом.

И вдруг девчонка успокоилась.