Только (не)любовь
Шрифт:
Не будем же мы собачиться на людях, да и поводов, вроде нет.
— Придётся медовый месяц провести вместе, — будто в подтверждении моих мыслей сказал Ярослав и пристально посмотрел на меня. В его взгляде отражалось такое напряжение, будто он уже мысленно сто раз отвечал на все возражения, которые якобы я должна была произнести сейчас.
Мол, мы же договаривались, что будем жить раздельно. Но я лишь вздохнула и кивнула. Юристы уже всё мне объяснили. Фиктивный брак — это мошенничество с точки зрения закона, и поэтому нельзя вот так заявить всему свету:
А родственники Ярослава, вероятно, спят и видят, как бы загрести деньги себе. И наша задача — не предоставить им в этом ни малейшего шанса.
***
Стоило мне подписать документы — с плеч свалился тяжёлый груз. Правильно говорят, главное принять решение, а уж там, как кривая вывезет!
Ярослав Дмитриев обещал звонить как минимум раз в неделю, чтобы информировать о подготовке к свадьбе. Он заранее предупредил, что на некоторых мероприятиях понадобится моё присутствие.
Я это понимала, возразить было нечего. К тому же, надеялась, что таких случаев будет один за месяц, и взяла с жениха обещание, что о каждом предупредит заранее.
На следующий день мы подали заявление в ЗАГС на Ленинском проспекте. В очередной раз убедившись, что деньги открывают многие двери, даже если день не приёмный, я только мысленно пожала плечами, когда работница сего учреждения спросила с елейной улыбкой, какое мы хотим выбрать время.
— Два часа, — ответил за меня Ярослав. На том и порешили.
— Почему два? — спросила я, когда мы вышли и остановились на крыльце заднего выхода. Я не курила и не любила дышать сигаретным дымом, но любопытство взяло верх над принципами.
— Некоторым родственникам так удобнее. Торжественная часть, а банкет будет в Lofthall. Я уже распорядился забронировать на двадцать пятое июля один из залов, — он говорил это так быстро, будто надиктовывал секретарю или давал отчёт финансовому директору.
А я в очередной раз поймала себя на мысли, что не испытываю никакогок предсвадебного мандража. Конечно, брак ненатуральный, но ведь торжество будет настоящим! И кроме семьи, никто не знает причину такого скоропалительного решения.
— Они не проболтаются, не волнуйся, — продолжил Ярослав, когда мы сели в машину.
Вначале так и хотелось юркнуть на заднее сиденье, но я себя одёрнула: глупо чуждаться того, кого вскоре назову мужем. Пусть и только перед лицом закона!
— Им невыгодно. Доказательств фиктивности брака нет, в постель к нам никто со свечкой не явится. А раз нет доказательств, то болтать не станут. Разве что шепотом.
Ярослав говорил жёстко, с удовольствием осознавая собственную силу, пусть для меня и весьма иллюзорную, но она невольно вызывала уважение в собеседнике. Наверное, в семье знали, что он из тех, кого злить не рекомендуется.
Машину мой жених вёл спокойно, плавно, уверенно, с ним было не страшно ехать. Я это отметила ещё тогда, в первый раз, когда мы торопились к Насте Дмитриевой после оглашения завещания. В общем, для кого-то такая партия, как Ярослав, вполне
А на язвительность, заносчивость и желание всё решать за другого многие закрыли бы глаза. Но не я.
— Сколько же будет гостей? — спросила то, что волновало больше прочего. Терпеть не могу шумные сборища!
— Около ста человек, не больше. Может, восемьдесят. Мама возьмёт на себя организацию, тебе даже вникать не придётся. На платье и прочее я выделю средства. Надеюсь, ты понимаешь, что не должно быть никаких полупрозрачных и коротких туалетов?
— Конечно, — усмехнулась я. — За тебя всегда всё решает мама?
Наверное, мне стоило прикусить язык и больше помалкивать, соглашаясь со всем предложенным. Но натура — второе имя, и строить из себя идеал чьей-то жизни я не собиралась.
Вика, она бы, конечно, промолчала и принялась благодарить за всё подряд. Я так думала, потому что девица — фальшивка, строящая из себя безропотную овечку, чтобы только выскочить замуж. Неужели мужчины совсем слепы и не видят таких издалека? Или верят в сказку, что умница-красавица должна поглупеть, стоит только появиться на горизонте принцу?
— Не смей ничего говорить о моей матери, а она не посмеет ничего сказать о тебе. Дурного в смысле, — Ярослав отреагировал довольно спокойно, хоть и тон голоса сделался колючим и холодным, как снег, брошенный в лицо.
— Это не настоящая свадьба, она делается для отвода глаз, — продолжал «суженый». — Так какая тебе разница, кто будет в числе приглашённых? Пожелаешь включить своих родственников, возражать не буду. Составь список, если он конечно не включает половину Саратова, и передай мне или матери. Мы всё организуем.
— Как всё быстро и просто, — улыбнулась я и посмотрела в окно. Мы как раз свернули в Гагаринский туннель, и я была рада, что Ярослав не видит моего лица.
Когда речь заходила о родне, я всегда вспоминала маму. И лишь потом, что её давно нет в живых.
Тетя Надя, конечно, отчасти заменила её, в подростковом возрасте мне здорово помогла тем, что не лезла в душу с нравоучениями и разговорами о морали. Возможно, потому что ей было на меня немного…как это лучше выразиться, не начхать, но тётка придерживалась мнения, что каждый выпутывается из психологических проблем самостоятельно.
Или не выпутывается, такова жизнь. Вот помочь в реальных трудностях, это пожалуйста.
—Я думал у психологов всегда хорошее настроение. Или, в крайнем случае, нейтральное, — произнёс Ярослав, и в его тоне я, должно быть, впервые за время недолгого знакомства не уловила насмешки.
— Это заблуждение, — продолжила я, по-прежнему смотря в окно, хотя разглядывать было нечего. Стена из бетона или чего-то там ещё такая же непроницаемая, как и человеческая душа. — Врач не может быть больным, священник —сомневающимся, а психолог или психиатр не имеют права на грусть или депрессию. Только знать не значит уберечься, если ты вообще понимаешь, о чём я.