Только один год
Шрифт:
– Ага, – машинально отвечаю я. Хотя это не так. Я уже чувствую подкравшуюся меланхолию, напоминающую первый холодный день после жаркого лета.
– Почему ты передумал? – спросила меня Кейт по телефону. После Мексики мы с ней не общались, и когда я поведал ей о своих планах, она как будто бы удивилась.
– Да и не знаю. – Я рассказал ей о том, как нашел «Двенадцатую ночь» и узнал о прослушивании, о том, что оказался в нужное время в нужном месте.
– Ну, как прошло? – спрашивает этот тощий парнишка. У него в руках книга «Как вам это понравится», и коленка
Я пожимаю плечами. Я не знаю. Правда. Совершенно.
– Я буду пробовать монолог Жака. А ты?
Я заглядываю в книгу, которую и не читал. Я думал, что мне все равно назначат роль, как делала Тор. Теперь я, к своему ужасу, понимаю, что это была неверная стратегия.
И тут я вспоминаю, что сказала мне Кейт, выслушав мои объяснения о том, как я попал на прослушивание.
– Хотеть, Уиллем. Надо хотеть что-то сделать.
Как и большинство других важных вещей за последнее время, вспомнил я это с запозданием.
Тридцать шесть
Проходит неделя, а новостей нет. Тощий парнишка, с которым я познакомился, Винсент, сказал, что перед финальным кастингом людей обзвонят. Со мной не связались, поэтому я перестаю думать об этом и возвращаюсь к ремонту в квартире Даниэля. Я всю энергию вкладываю в укладку плитки, поэтому мы заканчиваем ванную на два дня раньше, чем по графику, и переходим в кухню. Мы едем на метро в «Икею» за шкафами. Когда мы рассматриваем модель красного, как лак для ногтей, цвета, у меня звонит телефон.
– Уиллем, это Линус Фельдер из театра «Алозилен».
У меня снова начинает колотиться сердце, как будто я опять вышел на сцену.
– Я хочу попросить вас выучить вступительный монолог Орландо и подойти завтра к девяти. Сможете?
Конечно, смогу. Мне хочется сказать, что я более чем смогу.
– Конечно, – отвечаю я. Линус вешает трубку, прежде чем я успеваю расспросить о каких-либо подробностях.
– Кто это был? – интересуется Даниэль.
– Ассистент режиссера с того прослушивания. Хочет, чтобы я еще раз пришел. И прочитал монолог Орландо. Это главный герой.
Даниэль начинает скакать, радостно, как ребенок, и сталкивает муляж миксера в кухне.
– О черт, – и тянет меня за руку, невинно что-то насвистывая.
Оставив Даниэля в «Икее», остаток дня я провожу под моросящим дождем в Сарпатипарке, учу слова. Дождавшись человеческого времени в Нью-Йорке, я звоню Кейт, снова попросить совета, но оказывается, что я все равно ее разбудил, потому что она в Калифорнии. У их «Гвалта» вскоре начнется полуторамесячное турне с «Цимбелином» на Западном побережье, а в августе они приедут в Великобританию, будут принимать участие в различных фестивалях. Когда я это слышу, мне уже неловко просить о помощи, но Кейт оказывается щедра, как всегда, и уделяет несколько минут тому, чего мне ждать от второго прослушивания. Возможно, придется читать несколько сцен в разных ролях, и то, что меня попросили выучить монолог Орландо, не означает, что меня пригласят именно на эту роль.
– Но мне такая просьба кажется перспективной, – добавляет она. –
– В каком смысле?
Кейт громко вздыхает.
– Ты все еще не прочел пьесу?
Я опять смущаюсь.
– Сегодня вечером прочитаю. Слово даю.
Мы еще немного беседуем. Она говорит, что в те дни, когда в фестивальной программе будут выходные, хотела бы попутешествовать, может, приедет и в Амстердам. Я говорю, что буду рад ее видеть. Кейт снова напоминает мне прочесть пьесу.
Поздно вечером, вызубрив вступительный монолог так, что ночью разбуди, прочитаю, я берусь за пьесу. Меня уже клонит в сон, и все дается с трудом. Я пытаюсь понять, что Кейт имела в виду, говоря об Орландо. Наверное, то, что он знакомится с девушкой и влюбляется, а потом снова встречает ее в другом обличье. Только вот Орландо достается счастливый конец.
Когда я прихожу на следующее утро в театр, там практически никого нет, да еще и темно, сцену освещает только один прожектор. Я сажусь в последнем ряду, вскоре загорается верхний свет. Входит Линус, в руках у него папка с зажимом. За ним шагает миниатюрная Петра, режиссер.
Никаких расшаркиваний.
– Начинайте, когда будете готовы, – говорит Линус.
В этот раз я готов. У меня есть намерение.
Оказывается, что это не так. Слова я не путаю, но когда я произношу фразу за фразой, я слышу себя и думаю, как это прозвучало, правильно? Чем больше я на этом зацикливаюсь, тем более странным начинает казаться все, что я говорю, как бывает, когда часто твердишь одно и то же слово, и оно теряет смысл. Я пытаюсь сконцентрироваться, но чем больше стараюсь, тем труднее становится. Вдруг за спиной я слышу сверчка и вспоминаю фойе отеля «Бомбей Роял», Чодхари, Яэль, Пратика, и вот я нахожусь уже в любой точке света, за исключением этого театра.
Когда монолог подходит к концу, я предельно зол на себя. Столько репетировал, а вышло говно. Роль Себастьяна, о которой я даже не задумывался, удалась бесконечно лучше.
– Можно еще раз попробовать? – спрашиваю я.
– Нет необходимости, – отвечает Петра. Они с Линусом перешептываются.
– Правда. Я знаю, что могу прочесть лучше. – Я беспечно улыбаюсь, возможно, это моя лучшая игра за сегодня. Потому что вообще-то я не уверен, что смогу лучше. Я и так уже постарался.
– Нормально было, – рявкает Петра. – Приходите в понедельник в девять. Прежде чем уйти, подпишите у Линуса договор.
И все? Я получил роль Орландо?
Может, мне нечему так удивляться. Все-таки к акробатам и в «Партизана Уилла» меня взяли сразу, и даже с ролью Ларса фон Гельдера вышло просто. Я должен бы испытывать воодушевление. Облегчение. Но, как ни странно, я чувствую себя обманутым. Потому что теперь все это стало для меня важно. А что-то мне подсказывает, что если дело важное, оно не может быть простым.
Тридцать семь
Июль
Амстердам