Только по любви
Шрифт:
Слепящая ярость снова охватила Рэнда. Он рубил и делал обманные выпады с беспощадным искусством и всплеском безграничной силы. Его мышцы скользили с неистовой хорошо смазанной точностью одного из адских механизмов Леона. Боевой меч звенел о меч Хэнли с такой силой, что казалось оба разобьются вдребезги от такого удара. Где-то справа он заметил, как его единокровный брат мчится к нему, чтобы присоединиться к односторонней битве. К его удивлению, Мак-Коннелл подъехал в облаке поднятой пыли, но внезапно изменил направление и снова ускакал прочь.
Тут же Рэнд нанес удар слева, который выбил Грейдона из седла.
А Рэнд, чувствуя, как ярость кипит и жжет его вены, продолжал драться. Он атаковал, рубя направо и налево, притесняя силы противника до тех пор, пока вдруг он с его отрядом не достигли дальнего конца поля и рев толпы, наконец, рассеял туман жажды крови.
Радостные возгласы, одобрительные восклицания и крики победы — ничего из этого не имело значения. В ушах у Рэнда звенело, его кожа горела под нагретой солнцем кольчугой, и каждая мышца его тела болела. Пот заливал ему глаза. Никто из окружающих мужчин не был ему знаком. Его единокровный брат преследовал блуждающего рыцаря из лагеря противника до дубовой рощи, собираясь взять выкуп. Брэсфорд поскакал к палаткам рыцарей на дальнем конце поля.
Не успел он проехать и половину пути, как раздался звук труб. Герольд короля вышел вперед и назвал его имя. Он должен подойти и получить свою награду как победитель турнира.
Рэнд сделал, как должен был, хотя эта честь ничего не значила. Он уже получил единственную награду, которую ценил. Он получил
Изабель в супруги и заявит о своих правах на нее, даже если сам дьявол попытается помешать этому.
Наградой было золотое кольцо, украшенное резным сердоликом, которое Генрих снял с собственной руки. Рэнд сидел и долго смотрел на королевский перстень. Это было то, что можно было однажды передать по наследству сыну, вместе с историей, как оно было выиграно в борьбе за его жизнь против брата его жены. Скажет ли он, что его жена хотела, чтобы он погиб? Это он должен был узнать.
Между тем по обычаю необходимо было подарить награду, полученную в турнире, даме, чей знак расположения носил победитель. На короткое мгновение его рот растянулся в улыбке при этой мысли. Он поцеловал кольцо и протянул его жене с глубоким поклоном. Затем, пришпорив коня, уехал с поля.
Некоторое время спустя оруженосец Дэвид нашел его, наполовину ослепшего от боли в голове и шатающегося среди воинов, которые шумно праздновали вокруг бочки эля. Парень провел его и серого назад к Вестминстеру. Там он помог Рэнду снять кольчугу, обнаружив, что удар по шлему так изогнул его, что его нельзя было снять. Кузница была единственным выходом, и они направились туда. Огромный детина и его молоток почти оглушили Рэнда, когда он с лязгом отбивал металл по кругу, пока тот стоял на коленях, положив голову на наковальню, в позе, слишком похожей на обезглавливание, что не утешало.
После этого Дэвид, неся шлем под мышкой, провел Рэнда в новые апартаменты, предназначенные для него и его невесты. Там они и обнаружили Изабель, которая ждала их с гневом и нетерпением на бледном лице.
— Где вы… — начала
— Боялись? — спросил он, огорошенный удивлением и пульсирующей мучительной болью в голове.
— Когда я увидела, как Грейдон и Хэнли атакуют вас. Это была подлая уловка напасть на вас вместе и из-за спины.
— Все считается честным на побоище, — сказал он, дотронувшись пальцами до своей головы и увидев, что они запачкались кровью.
— Это было трусливое нападение, два на одного, недостойное рыцаря или дворянина.
— Но такое, которое, я думаю, вы бы не отказались увидеть.
Она изумленно смотрела на него долгое мгновение; ее глаза
стали скорее хмуро-серыми, чем зелеными.
— Как вы можете говорить такое?
Она тревожилась за него. Это было изумительная новость, так как он подозревал, что атака могла быть по ее просьбе. Он почувствовал, что головная боль начала утихать.
Какой холодной она выглядела здесь, в тишине их комнаты, и настолько далекой от жестокости Тотхилл-Филдс, как будто ему приснилось, что она там присутствовала. Ее служанка заменила белый шелковый рукав, который остался у нее после того, как она отдала ему другой, на два новых из бледно-зеленой парчи [6] с золотой нитью. Они подходили не идеально, но достаточно близко. После этого Изабель, должно быть, отпустила женщину, поскольку ее не было в комнате. Если только она не пряталась за балдахином кровати.
6
Имеется в виду средневековая шелковая ткань с добавлением золотой или серебряной нити.
Балдахин в комнате, предоставленной им по приказу Генриха, был из синей шерсти, вышитой полевыми цветами. Кровать была такой большой, что занимала добрую треть комнаты. Он отвел от нее взгляд, но тот вернулся против его воли.
Изабель не обратила никакого внимания на его смущение. Обернувшись к Дэвиду, она нахмурилась:
— Почему ты стоишь? Сейчас же принеси теплой воды и бинты.
Улыбка пробежала по четким, правильным чертам лица юноши,
несомненно, потому что забота, скрытая под раздражением, была более знакома ему, чем беспокойство. Оставленный своей матерью у ворот женского монастыря в День святого Давида, выросший с его острыми на язык обитателями, он испытывал ее на себе большую часть своей жизни. Закрыв голубизну глаз ресницами, он склонил золотую, как гинея, голову в поклоне и пошел выполнять ее поручение.
Рэнд не ошибся, когда думал, что беспокойство о нем Изабель было личным, независимо от ее тона. Он был ее мужем и был ранен, нося знак ее расположения. Ее обязанностью было поухаживать за ним, и она этим займется. Этого только и следовало ожидать.
Ему не нужна была безразличная помощь. Внезапно ему захотелось ее сострадания, ее женской ласки, интимной близости. Причиной этого опасного желания, он знал, было безумие битвы. Все мужчины, когда она заканчивалась и они обнаруживали, что все еще живы, требовали этого основного подтверждения жизни. Если бы он овладел ею сейчас, это было бы отчаянное и бездумное соитие.