Только позови

Джонс Джеймс

— Потому что жена деньги заграбастает, — мрачно заключил Стрейндж.

— Наверно. Не знаю. Но это не мешает нашим отношениям. Я его люблю.

— Чем же он так приворожил тебя?

— Он научил меня чувствовать.

— Что значит — научил чувствовать?

— Как тебе сказать… — Линда снова покраснела, просто запылала. — Я узнала с ним такие вещи, о которых понятия не имела.

— Какие такие вещи?

— Ну, сексуальные, понимаешь? — Линда не смотрела на него.

— Нет. Я, пожалуй, еще выпью, — устало сказал Стрейндж.

— Да-да, выпей.

Мне и самой неприятно об этом говорить.

— Тебе-то что. Ты ничего не теряешь, — угрюмо отозвался он. — Может, ты все-таки скажешь, что это за вещи?

Лицо у Линды горело. Она молча отвернулась, пока не удалился, взяв заказ, официант.

— Понимаешь, я только с ним по-настоящему почувствовала себя женщиной, — наконец сказала она. — До него никогда так не было.

— Не было?

— Ни разу. Ты… Кроме тебя, я ведь ни с кем…

— А я-то думал… Да нет, ни черта я, наверно, не думал.

— Я тебя не виню, правда. Но бросить его не могу. Я буду с ним, пока не кончится война.

— Или пока его не переведут в другое место.

— Да, или пока его не переведут. — Линда помолчала. — А у тебя были другие женщины? Ну, за время, что мы женаты.

Стрейндж пристально посмотрел на Линду, но она упорно не поднимала глаз.

— Нет, — соврал он.

— Извини меня. Мне, правда, жаль, что все так получилось. Но это не меняет дела.

— Понимаю.

— Ты, наверно, захочешь взять развод?

— Наверно.

Считай, что это расплата или кара какая, так проще, говорил себе Стрейндж. Ему хотелось так думать, но он знал, что это не так. Как ни крути, он гулял с Фрэнсис в «Пибоди» уже после того, как у Линды появился ее подполковник. Правда, на Оаху, когда она уехала, он ходил с ребятами в бардак. И еще пару раз было, когда она приехала и он уже женился на ней. Связались по пьяной лавочке с какими-то дешевками, и он потом чуть не помер со страху, боялся, не подцепил ли чего. Все равно, никакая это не кара. Просто война, подлая.

— А деньги со счета я тебе отдам, — сказала вдруг Линда. — Это твои деньги. Там чуть побольше семи тысяч.

— Не нужны мне деньги.

— Как хочешь. Я лично к ним не притронусь. Отдам отцу, и все. Лучше возьми.

— Ладно.

В уши опять полезла какая-то чепуховая песенка. Оркестр играл «Как высока луна над нами». Он ее тоже по радио на островах слышал. В исполнении Тоукьо Роуз.

— Ты должен понять меня. Не имею я права на эти деньги.

Стрейндж не слышал ее.

— Ну вот, все вопросы разом и разрешились, — сказал он.

— Что ты собираешься делать? — спросила Линда.

— Операцию, вот что, будь она неладна.

Линда промолчала.

— Поздно уже, пора идти.

— Давай еще разок станцуем, а? Я теперь обожаю танцевать.

— Да нет, не хочется. Правда, — ответил он.

Линда потянулась к нему и погладила раненую руку. Он досадливо отодвинулся.

Но все обошлось, в общем-то, гладко. Они вернулись домой, в ее ситцевую спаленку под утро, когда уже занималась заря, и мирно обсудили как и что дальше — точно два старых, уважающих друг друга

партнера, которые в силу некоторых обстоятельств решили разделить дело. Линда выписала на его имя чек, закрыв общий счет и сказав, что начнет новый, и стала укладываться. Стрейндж направился на кухню, чтобы выпить пивка с кем-нибудь, кто уже встал или еще не ложился. Когда он подошел к лестнице, Линда окликнула его.

— Если хочешь, можем лечь вместе.

— Ну уж нет! — в сердцах ответил Стрейндж.

Линда заплакала.

— Да не реви ты, бога ради! Чего ревешь? — сказал он и вышел. Потом, шагнув назад, распахнул дверь.

— Выходит, как я приехал, ты спала и с ним и со мной? Ты соображаешь, что ты делала?

— Я была тебе женой.

На кухне были Линдин двоюродный брат, который собирался в утро на работу, и жена другого двоюродного брата с вечерней смены. Они пили пиво. Стрейндж подсел к ним. Он ни словом не обмолвился о том, что уезжает, да и вряд ли их это интересовало. Стрейндж мельком подивился, почему это братнина жена так припозднилась.

Он был у дверей банка как раз к открытию. Получив чек, он аккуратно убрал его в бумажник. Возле автовокзала купил бутылку виски на обратную дорогу, хотя заранее догадывался, что где-нибудь в районе Нашвилла придется прикупить еще одну. Славненько использовал увольнительные, ничего не скажешь, невесело думал он, залезая в автобус.

От чека на 7140 долларов не сделался тяжелее бумажник и не полегчало на душе. Зато Стрейндж в точности знал, на что пустит денежки, когда приедет в Люксор.

Глава восемнадцатая

Стрейндж нашел Бобби Прелла на небольшой застекленной веранде, где днем отдыхали пациенты ортопедического отделения. Он сидел в инвалидной коляске и раскладывал пасьянс. Два дня назад ему сняли, наконец, гипс с обеих ног, и он целиком был поглощен собой. Однако когда появился Стрейндж, Прелл сразу заметил, что с ним что-то стряслось.

— Что с тобой?

— Со мной? Ничего. А что?

Прелл давно изучил приятеля и чуял неладное. Когда столько времени проваляешься вместе по госпиталям, куда как хорошо понимаешь друга.

Преллу уже сняли гипс, и он был потрясен, в первый раз как следует разглядев свои жалкие, искалеченные до жути ноги. Сразу после ранения временную повязку быстро заменили новой, прочной, так что он лишь мельком видел, что творится с ногами, и это помогало ему меньше думать о том, что с ним будет. Теперь же он не мог не думать, и мысли отнюдь не вселяли радужных надежд.

Высохли как плети — иначе не скажешь. В буквальном смысле кожа да кости сверху донизу. Кожа — дряблая, нехорошая, в мелких струпьях — кое-как прикрывала сросшиеся голени и бедра. Вместо коленей — какие-то неподвижные багровые бугры, а над ними глубокие розоватые шрамы от пулеметной очереди. Представить, что он сможет ходить, — значит зло насмехаться над здравым смыслом. Вдобавок, как только врачи приступили к лечению, снова начались боли. Не такие, правда, сильные, как в поезде, они, тем не менее, мучили беспрестанно.