Только с тобой
Шрифт:
Я посмотрел на Скотта, который появился по другую сторону стеклянной двери в мой кабинет, и кивнул в знак понимания, когда он указал на циферблат наручных часов. Затем тот вернулся к своему столу.
– Тогда помоги все исправить, Гидеон!
– Господи. Я не знаю, почему ты считаешь, что я могу чем-то помочь.
Она снова начала плакать.
Я молча выругался, ненавидя боль в ее голосе,
– Милая ...
– Можешь, по крайней мере, попытаться вразумить их?
Я закрыл глаза. Я являлся той проклятой проблемой, что делала невозможным для меня стать частью решения. Но я не мог сказать этого.
– Я позвоню им.
– Спасибо, - она снова всхлипнула.
– Я люблю тебя.
Из меня вырвался тихий звук, от удара ее слов меня лихорадило. Она повесила трубку, прежде чем я смог обрести голос, оставив меня с чувством утерянной возможности.
Я положил свой телефон обратно на стол, борясь с желанием кинуть его через всю комнату.
Скотт открыл дверь и просунул голову.
– В конференц-зале все готово.
– Я иду.
– А еще мистер Видал попросил перезвонить, как только у вас появится время.
Я коротко кивнул, но внутри, при имени моего отчима, вырвался рык.
– Я перезвоню.
Около девяти вечера Рауль прислал мне смс, сообщая, что Ева едет в пентхаус. Я оставил свой домашний офис и пошел в фойе к ней навстречу. Мои брови изогнулись от удивления, когда она вошла, держа большую коробку в обеих руках. Рауль стоял позади с сумкой.
Она улыбнулась мне, и я забрал у нее коробку.
– Привезла немного вещей, чтобы вторгнуться в твое пространство.
– Вторгайся вовсю, - ответил я, очарованный ярким, озорным огоньком в ее серых глазах.
Рауль поставил сумку на пол в гостиной, а затем тихо ускользнул, оставив нас наедине. Я проводил Еву взглядом, охватывая каждый изгиб ее тела в облегающих темных джинсах и в свободной шелковой блузке, что была заправлена в них. На ней были балетки, что делало ее почти на голову ниже меня босого. Ее волосы ниспадали на плечи, обрамляя лицо без тени макияжа.
Она бросила свою сумочку на стул у входной двери. Когда она скинула туфли у журнального столика, то посмотрела на меня. Ее взгляд скользил по моей голой груди и черным шелковым пижамным штанам.
–
– Ну, учитывая, что я тебя еще даже не поцеловал, думаю, это можно считать очень хорошим поведением, - я подошел к обеденному столу и поставил коробку, заглядывая вовнутрь, чтобы увидеть коллекцию фотографий, обмотанных в воздушно-пузырчатую пленку. - Как прошел обед?
– Вкусно. Хотелось бы мне, чтобы Татьяна не была беременна, но думаю, это заставит Кэри многое переосмыслить и немного подрасти. Это неплохо.
Я знал, что лучше не выражать свое мнение по этому поводу, поэтому просто кивнул.
– Открыть бутылку вина?
Ее улыбка озарила комнату.
– Было бы прекрасно.
Когда я вернулся в гостиную, несколько мгновений спустя, я обнаружил, что камин уставлен фотографиями. Подборка фотографий, которую я подарил ей для работы, где мы вместе. Так же стояли рамки с изображением Кэри, Моники, Стентона, Виктора и Айерленд.
В рамке стояла и фотография моего отца и меня, давно, на берегу. Та фотография, которой я поделился с ней, когда мы подписывали договор купли-продажи на дом у пляжа в Аутер Бэнкс.
Я отпил из своего бокала, осматривая все новшества. До этого в доме не было никаких личных предметов, поэтому перемена была… основательной. Она выбрала яркие цветные мозаичные стеклянные рамки, которые искрились и привлекали внимание.
– Еще не напугался от осознания, что холостяцкой жизни скоро придет конец?
– дразнила Ева, взяв протянутый стакан.
Забавляясь, я взглянул на нее.
– Поздно пугать меня.
– Уверен? Это только начало.
– Самое время.
– Ну, тогда, хорошо, - она пожала плечами, а затем сделала глоток, выбранного мной, пино нуар.
– Я была готова успокоить тебя минетом, если бы ты начал беситься.
Мой член напомнил о себе.
– Теперь, когда ты упомянула…. Я чувствую, как покрываюсь холодным потом…
Пушистый шар выкатился из-под журнального столика, сотрясая меня с такой силой, что я чуть не пролил красное вино на абиссинский ковер под моими ногами.
– Что это за фигня?
Мяч встряхнулся, и стал щенком, не многим больше по размеру, чем мои ботинки. Спотыкаясь, он поплелся ко мне на дрожащих ногах. В основном черно-подпалый с белым брюхом, он мотылял огромными ушами вокруг милой, светящейся от радости и волнения, мордочки.