Только звезды нейтральны
Шрифт:
Командующий и Пилиповский оба понимали: в такой ситуации промедление может быть смерти подобно. Ведь флот собрался на сравнительно небольшой акватории - опасность велика, особенно ударов с воздуха. И все же более важные соображения командующего взяли верх. И он, не колеблясь, принял решение, которое впоследствии оказалось единственно верным, безошибочным.
На следующий день ветер стих, море успокоилось, и в полдень было дано приказание начала движения кораблей.
Отряд главных сил с крейсером «Киров» снимался с якоря, сопровождаемый тральщиками, миноносцами, торпедными катерами, он спешил занять место в головном
Трибуц, Смирнов и командующий отрядом легких сил Дрозд оставались на мостике. В походе Трибуц не раз обращал свой взор к эсминцу «Яков Свердлов», шедшему в охранении крейсера. Старый знакомый, когда-то им командовал будущий флотоводец. Теперь и этот корабль, еще дореволюционной постройки, зарываясь в волны, старался не отстать от своих молодых собратьев.
Вскоре на «Киров» по радио понеслись тревожные донесения:
– Транспорт «Элла» подорвался на мине!
Командующий глянул на карту. В минуты нервного возбуждения он отличался особой быстротой реакции. И теперь в ответ послышался его сильный, полный волевого напряжения голос:
– Послать на помощь спасатель «Нептун»!
Пилиповский повторил приказание и скрылся за дверью радиорубки. А Трибуц стоял, точно влитый в палубу, строгий, невозмутимый, с биноклем на груди. Прильнув глазами к окулярам, он всматривался в море, в корабли, замечал, что слишком близко, буквально в кильватерной струе «Кирова», идет подводная лодка или отстает какой-то корабль охранения, отдавал необходимые приказания и снова стоял молча, возможно думая о том, что небольшой пароходик «Элла» первая жертва морского сражения, начало в цепи бед, что предстоит пережить участникам похода, отвечающим только за себя или за свой корабль, а он-то несет ответственность за всех, вместе взятых.
«Выдержка, и только выдержка!» - говорил он сам себе, стараясь держаться уверенно, не выказать волнения окружающим его людям.
А донесения шли и шли, одно горше другого:
– Погиб от прямого попадания бомбы ледокол «Вольдемаре»… Атакован с воздуха транспорт «Вирония»…
«Вирония»! Ведь там же работники штаба флота, политуправления, военные корреспонденты, многие, с кем расставаясь накануне днем в Минной гавани, командующий, протягивая руку, говорил: «До скорой встречи в Кронштадте». Состоится ли эта встреча?
Опять взгляд на карту и очередное приказание:
– Спасателю «Сатурн» взять «Виронию» на буксир.
Пилиповский едва успевал ответить коротким «есть!» и спешил передать приказание дальше.
И в эту самую пору воздух прорезал гул моторов фашистских бомбардировщиков, они шли девятками, строго выдерживая строй, курсом на «Киров». Над кораблем поднялась густая завеса заградительного огня. Мало того что били зенитки, командующий приказал открыть огонь. Пушки, способные поражать цели на тридцать с лишним километров, били по самолетам, сбивали их с боевого курса, рассеивали…
Немецкие пикировщики не могли прорваться сквозь густую завесу огня, они отворачивали от «Кирова» и тут же устремлялись на тихоходные, неповоротливые, слабо вооруженные транспорты. В эфир по-прежнему неслись тревожные донесения: «Подорвался на мине, принял шестьсот тонн воды. Не имею хода!…» В. Ф. Трибуц отдавал приказания другим кораблям об оказании помощи терпящим бедствие. Решения принимались мгновенно. И так же быстро исполнялись.
Одна опасность
Трибуц переглянулся с Пилиповским и Дроздом. Взгляд его был испытующим. Не ожидая, кто как отреагирует на происшедшее, он громко скомандовал:
– Самый малый!
Командир корабля Сухорукое перевел ручку машинного телеграфа, и вскоре почувствовалось, что корабль сбавил ход. «Что дальше?» - думали стоявшие рядом с командующим, не смея вмешаться, нарушить ход его мысли. А он дал знать командиру корабля, что тот остается на мостике, махнул Дрозду рукой и стал спускаться вниз, на палубу.
Кажется, другого выхода не было, как обрезать параван вместе с затраленной в нем миной. Вызвали инженера-механика, он согласился. Тогда Трибун, приказал приступить к делу. И вот на палубе появился щупленький, худощавый матрос Петр Кашуба, моряки называли его «маленький-удаленький». И впрямь он не раз отличался на всякого рода работах, особенно во время ремонта корабля. В одной руке он держал маску, в другой электросварочный аппарат. Трибуц осмотрел его с ног до головы и сказал: «Действуйте!»
Тем временем боцманская команда подготовила все необходимое снаряжение. Кашубу усадили на крохотную, хрупкую беседку и стали спускать за борт, все ближе и ближе к паравану. И вот, надев на лицо маску, взмахнув рукой, он дал сигнал готовности. Тогда включили ток. Вспыхнула огненная дуга, каскадом посыпались искры. Трибуц точно прирос к борту крейсера, держась за леера, он наклонился вниз и не спускал глаз со смельчака, висевшего над самой бездной. Решали минуты. Черный шар смерти постепенно подтягивало к борту корабля. Каждый миг могла произойти беда. Чего стоили эти минуты, казавшиеся бесконечно долгими, пока не раздался треск и страшный спутник не оторвался от корабля, пошел в сторону, а затем затонул. Кашубу поднимали наверх.
Когда он вступил на палубу, Трибуц протянул ему руку, крепко сжал, и этот жест выражал многое, что в этой обстановке не выразить словами: это было и восхищение, и благодарность…
Эпизод с миной по-особому отпечатался в памяти моряков-кировцев. Вот о нем-то спустя три десятилетия, во время похода по местам боевой славы, и напомнил В. Ф. Трибуцу бывший командир зенитной батареи Алексей Федорович Александровский.
«Киров» прибавил ход. И снова В. Ф. Трибуц стоял на левом крыле командного носового мостика, принимал донесения, тут же отдавал приказания на корабли, растянувшиеся на десятки миль. Пилиповский по-прежнему курсировал между мостиком и радиорубкой, быстро выполняя приказания.