Только звезды нейтральны
Шрифт:
Бывая на корабле, Максимов проходит мимо - вроде не замечает, а если обратится, то коротко, только по делу, строго официальным тоном.
Правда, «в минуту жизни трудную» Анна Дмитриевна примчалась на выручку и всю ночь дежурила у Танюшиной кроватки. Но это еще ничего не значит: вырастившие своих детей женщины всегда участливы и добросердечны.
Да и командир корабля тоже не жалует вниманием. Капитан первого ранга Доронин принял его стоя, критическим взглядом осмотрел Геннадия с ног до головы, спросил, где он проходил практику, на каких лодках плавал.
– Вам придется сдать экзамены на самостоятельное управление электронавигационной группой и на допуск к самостоятельному несению вахты.
Геннадий знал: через это не перешагнешь. И все же разбирала досада: экзамены, зачеты, курсовые работы ему осточертели еще в училище. Мечтал оторваться от учебной скамьи и почувствовать себя самостоятельным. А тут все сначала…
Вернулся домой грустный.
– Что случилось, Ежик?
– спросила Вера, наклонилась к нему и провела ладонью по жестким волосам.
– Разговаривал с командиром…
– Ну и что?
– Приказывает сдавать экзамены.
– Опять экзамены, ты же только кончил училище?!
– Ничего не значит. Существует порядок - сдать экзамен по устройству корабля и самостоятельному несению вахты.
– Так почему же ты расстраиваешься? Раз надо, какой может быть разговор?!
– Дело совсем не в экзамене. Понимаешь, и командир корабля, и каждый, с кем я встречаюсь, смотрят мне в глаза и будто бы хотят спросить, да не решаются: ах, вы сын того самого Кормушенко?!
Вера тихо рассмеялась:
– Чудак ты у меня, Ежик-фантазер. Вечно придумаешь что-нибудь несусветное. Ты не о том думай, что было да прошло, а о том, что будет. Тебе важно проявить себя, тут отношения Даниила Иосифовича с Максимовым не имеют никакого значения…
– Ты думаешь?
– Не думаю, а уверена.
Вера была тихой и незаметной, но в нужный момент, в минуты колебаний она умела вмешаться, повернуть ход мыслей, придать уверенность своему мужу, настроить его на нужный лад. И сейчас Геннадий вдруг почувствовал облегчение, подумал: «В самом деле, может быть, она права?!»
Дни летели незаметно. Прошел месяц. Большую часть времени Геннадий проводил в штурманской рубке за работой, стараясь не мельтешить перед Дорониным и вовсе не попадаться на глаза Максимову, который часто бывал на корабле.
Но это не значит, что командир корабля забыл о существовании лейтенанта Кормушенко. Когда истек срок, Доронин с утра вызвал к себе Геннадия:
– Как ваши дела?
Геннадий сказал, что по своей штурманской специальности он готов к ответу. Северный театр ему знаком. Конечно, пока теоретически, по картам и лоциям. Что же до устройства корабля, то в училище он изучал разные типы лодок, а о существовании таких вот атомоходов-гигантов не слышал. Видимо, проект был засекречен.
Доронин недовольно покачал головой:
– При чем тут училище? Вы теперь на флоте, и у вас есть возможность полазить, пощупать, узнать.
– Я ходил по кораблю, знакомился. Только, мне кажется, мало…
–
«Везет же… - подумал Геннадий.
– Надо было угодить под начало такого дотошного командира».
С виноватым видом он следовал за Дорониным, думая, как бы, чего доброго, не опозориться на глазах у матросов, работающих в отсеках.
В одном из отсеков Доронин задержался и потребовал объяснить-ему схему приборов управления стрельбой. «Счастливый билет», - обрадовался Геннадий. Как раз на выпускном экзамене он вытянул эту же самую схему и ответил на пятерку. С полным знанием дела начал он показывать устройство приборов и рассказывать, как они вырабатывают данные для стрельбы и синхронно посылают их на боевые посты. С кнопок, переключателей, сигнальных лампочек он переводил взгляд на командира корабля, на его безразличное лицо и никак не мог понять, доволен он знаниями Геннадия или постоит, послушает и преподнесет какую-нибудь пилюлю…
Доронин не сделал никаких замечаний, а коротко бросил:
– Хватит! Идемте!
Они шли дальше. Доронин то и дело останавливался и требовал показать воздушные магистрали, объяснить, где, в районе каких шпангоутов расположены балластные цистерны, и многое другое…
А когда, обойдя чуть ли не весь корабль, они вернулись в штурманскую рубку, Доронин сел на стул и спокойно подытожил:
– На троечку знаете, штурман.
Не торопясь развертывал Геннадий карту северного театра, показывал фарватеры, маяки, объясняя при этом систему радионавигации. Вдруг он заметил интерес на лице командира и сразу ободрился. Уже спокойней и уверенней объяснял он характерные особенности течений в различных районах Баренцева и Карского морей, рассказывал о гидрологии морей, а в отношении ледового режима приводил новейшие данные советских дрейфующих станций.
– Довольно!
– строго сказал Доронин.
– Свое дело знаете много лучше…
И, точно сразу забыв об экзамене, мягко спросил:
– Кажется, адмирал Максимов с вами говорил насчет истории подледного плавания?
– Так точно, говорил.
– Ну и что вы решили?
– Я заказал в Североморске литературу и буду этим заниматься, как только освоюсь на корабле.
– Слушайте, штурман! В таком случае вам сам бог велел стать для начала нашим корабельным историком. Правда, исторический журнал у нас ведет замполит. Вы будете его правой рукой.
Геннадий обрадовался: пожалуй, это дело по нему. И смотрел, не решаясь перебить командира, увлеченного своей идеей.
– Вы понимаете, штурман, все в жизни проходит. Люди, корабли рождаются и умирают, а написанное нами остается, продолжает жить. И передается новым поколениям моряков. Уверяю вас, придет время, нас с вами вспомнят, скажут - вот они осваивали советские атомоходы, совершали далекие плавания и прочее такое…
Геннадию понравилась сама идея, но еще больше, пожалуй, удивила его восторженность командира, все время казавшегося сухарем и службистом.