Толковый словарь Эс Джей
Шрифт:
Это сказал Сэм Гренфелл? Тот, который Сэм-человек? М-да, думаю, он точно не стал бы мне улыбаться, если бы знал правду.
– Гадость, – говорю я, подыгрывая. Новая Я умеет заметать следы.
– Ты бы это видела, – говорит Мали. – Гадость – слишком мягкое слово для такого.
Звенит звонок. Я иду в класс, чувствуя одновременно тошноту и облегчение, будто в меня случайно не попали во время расстрела.
После перемены мисс Томас просит сдвинуть все парты в один угол класса. Она вкатывает стойку с телевизором. Все сидят на полу, скрестив ноги. Я сижу, сложив колени в одну сторону
– Сэм! – говорит мисс Томас.
Я не реагирую. Предполагаю, что она обращается к Сэму-человеку.
– Саманта Бэклер!
– Она Эс Джей, мисс Томас, – поправляет ее Ливви.
Мисс Томас бросает взгляд на Ливви.
– Спасибо, Оливия, но я обращалась не к тебе, верно?
– Верно, мисс Томас. Простите, мисс Томас.
– Эс Джей! Ты не могла бы взять один из тех стульев и сесть сзади?
Весь класс поворачивается и смотрит на меня. Мои щеки загораются огнем. Что она хочет, чтобы я сделала?! Она видела, как я болтала с Ливви в неположенное время? У меня проблемы? Но все разговаривали, разве не так?
– Ты не могла бы взять стул? – повторяет мисс Томас, показывая на стул. Будто я не знаю, что это такое. – Поставь его за ребятами.
Мое сердце рвется из грудной клетки. Щеки пылают. Я не спорю. Иду и выполняю. Тащу стул в конец класса и сажусь. Все шепчутся.
– Спасибо, – говорит мисс Томас с вежливой улыбкой.
Она выключает свет и включает DVD. Это документальный фильм о глобальном потеплении и о том, как люди должны изменить свои привычки, или все они обречены. Прямо сейчас обречена я. Я отзываю свои предыдущие оценки мисс Томас. Я ее ненавижу! Я хочу вырвать ее глаза и размазать очки по лицу. Я не понимаю. Какого черта я должна сидеть на стуле?!
Смотреть фильм, целый час сидя на жестком пластиковом стуле, неудобно. Во-первых, не на что опереться. Можно съехать назад, но только до тех пор, пока зад не съедет со стула. Кожа потеет от пластика и ноги сзади начинают чесаться. Я знаю по опыту свои пределы. Если переборщить, пойдет кровь, и в итоге вся юбка будет в кровавых пятнах.
Ловлю на себе взгляд рыжего мальчишки, который смотрит на меня через плечо.
Уверена, он видит, как я чешусь. Парень строит гримасы, будто хочет спросить: «Что это ты там делаешь?» А потом морщит нос, словно чувствуя неприятный запах.
Когда фильм заканчивается, звенит звонок, я встаю и тащу свой стул к парте. Ливви подходит и помогает собрать мои вещи. Все идут к выходу. Рыжий опять смотрит на меня, будто хочет что-то придумать.
– Эс Джей! – зовет мисс Томас. – Ты не могла бы ко мне подойти? Ливви, а ты подожди снаружи.
Ливви неохотно тащится к выходу.
Когда все ушли, мисс Томас смотрит на меня с сочувственной улыбкой.
– Я знаю о твоей проблеме. – Она делает паузу, очевидно, ожидая, что я что-то скажу. Я молчу. – Звонила твоя мама. Она сказала, что у тебя аллергия на пылевых клещей и тебе нельзя сидеть на ковре.
Я убью маму.
– У нее был очень обеспокоенный голос. Я поняла, что срочно должна принять меры. Она сказала, что из города пришли результаты от аллерголога и чтобы я сообщила тебе это в общих чертах, а детали вы обсудите вечером дома.
Речь идет про анализ крови на иммуноглобулин, который я сдавала у доктора Гупта несколько недель назад. Значит, у меня всё же есть аллергия. Пылевые клещи. Погодите-ка, это что, значит, я должна сидеть на пластиковых стульях до конца жизни? И я буду торчать в конце класса каждый раз, когда нам включат кино? Боже!
– Когда я была маленькой, у меня был дерматит, – признается мисс Томас. – Мама мазала меня маслом какао, и всё прошло. Ты пробовала масло какао?
Ее предложение меня раздражает. Люди постоянно хотят рассказать мне о том, что страдали чем-то подобным и что понимают, каково мне. И поскольку они чудесным образом справились со своим кожным недугом, эти самые люди предполагают, будто я лечусь неправильно или, хуже того, что я вообще никак не лечусь или не слежу за собой. И никто из этих благонамеренных людей и не думает, что мой случай отличается. Они просто этого не понимают.
– Сильно чешется? Ты принимаешь антигистаминные?
Ей надо заглянуть в наш шкафчик с лекарствами. Там коробки на коробках. Тюбики и тюбики крема с кортизоном. Дверца с трудом закрывается.
– Мне, как учителю, важно знать о таких вещах. Если состояние здоровья влияет на твою работу в классе, я могу помочь тебе справиться.
Что? Она думает, что моя голова – такое же слоистое месиво, как и моя кожа?
– Спасибо, я хорошо вижу и слышу, – говорю я сквозь сжатые зубы.
Она выпрямляется, поджав губы.
– Я пыталась сказать, что школе не всё равно.
Мне нравится слышать, что школе не всё равно, но не нравится то, что школа делает. Я молчу. После неловкой паузы мисс Томас добавляет:
– Тебе лучше пойти домой.
Я ухожу из класса. Ливви ждет снаружи.
– Что это было? – спрашивает она.
У меня не было времени подумать, как объяснить эту историю со стулом. Я была слишком занята гневом.
– Можешь не рассказывать, если не хочешь. – Но на ее лице застыла надежда. – Ты сделала что-то плохое? Знаешь, мисс Томас слишком подозрительная. Ей кажется, что кто-то ее обсуждает, хотя на самом деле никто этим не занимается.
– Да, – с благодарностью принимаю я этот вариант. – Она решила, что я на нее пялюсь. Похоже, у нее комплексы?
– Точно.
Мимо проходит Сэм с приятелями.
– Привет, Эс Джей!
У него такой приятный голос, что я хочу спрятать его в бутылку, отнести домой и хранить под подушкой.
– Я думал, я здесь единственный плохой парень. Кажется, ты претендуешь на мои лавры?
У меня такое чувство, будто с каждой стороны языка у меня по обогревателю. Я наклоняю голову, чтобы скрыться за волосами. Он идет дальше, выставляя ладонь за спину, чтобы приятель ударил по ней.