Толмач
Шрифт:
– Мне показалось, тут забыли первую букву приписать – «Б», «Н», «Г», «Х», «Ш» или там «Д»…
– Хто забыл?.. Нет, правильна все. Уринович я.
– От какого же слова образовано? От «урина» [58] , что ли?.. – не удержался я от глупой шутки.
– Можат быть, – насупилась Наталья и крепче ухватилась за Библию, а фрау Грюн, пряча улыбку, посоветовала списать данные из паспорта:
– К счастью, у всего автобуса паспорта есть. С французскими визами
58
От Urin (нем.) – моча.
Мне стала ясна судьба пассажиров летучего автобуса – куда виза есть, туда и иди, что тебе тут делать?.. «А почему автобус до Франции не доехал?» – хотел спросить я фрау Грюн, но удержался – какое мое дело?
Год рождения и адрес были записаны правильно.
– Где это – деревня Козловщина?
– Каля Слонима. Прыбыцце в Германию три дня назад.
Я посмотрел на календарь. 22 июня… Вдруг до меня дошло:
– А знаете, Наталья, какое сегодня число?
– Якое?
– 22 июня…
– Ну и што?
– А что случилось шестьдесят лет назад?.. «Ровно в четыре часа Киев бомбили, нам объявили, что началася…»
– «…война»! Аха! Гасподзь бог!.. Прауда… – завозилась, заквохтала Наталья. – Это над жа такое!.. Ах, Матерь Божия!.. Плахи знак!..
– Вот именно… Сегодня война началась, народ воюет, а мы тут с немцами сидим, бумаги пишем… – согласился я (мне тоже на секунду стало не по себе).
Заметив наши переговоры и смущенные лица, фрау Грюн спросила:
– Что, вопросы какие-нибудь? – (Она заканчивала отщелкивать китайцев, немым рядом стоящих у стены в очереди к поляроиду.)
– Ничего. Просто вспомнили, что шестьдесят лет назад началась война между Германией и Советским Союзом.
– Как?.. Война же началась в 1939 году? – удивилась фрау Грюн.
– Это для вас. А для нас война началась 22 июня 1941 года. Все советские фильмы, книги и песни называют эту дату…
– Ну, и видите, чем все это закончилось? – И фрау Грюн резко обвела рукой комнату, вызвав этим жестом страх у отшатнувшихся китайцев и замешательство у щетинистого папы-курда, который уже входил в комнату (за ним чутко замерло все семейство). Дальше маячила флегматичная фигура Рахима.
– Аха, – покачала головой Наталья. – Хто жа думал когда?.. Вот как судьба вертиць рабом Божиим!.. Пришлося родину бросиць… Или родина цябе бросила…
Сойдясь на том, что шестьдесят лет назад мы бы тут не сидели, мы обсудили последний пункт: вероисповедание. Наталья сказала, что у них в Белоруссии много не только католиков, но и лютеран. Она лично перешла из католичества в «лютерьянство», потому что это правильная религия: соблюдаются законы Христовы, люди живут чище, чем католики, которые в золоте и разврате
– За гэта и страдаю, – неопределенно добавила она, перебирая страницы Библии.
– Так, надо идти. Прочтите из Библии что-нибудь. Где откроется, – попросил я неожиданно для себя самого.
Она открыла страницу, прочла:
– «Ибо всех заключил Бог в непослушание, чтобы всех помиловать».
Я усмехнулся:
– Видите, не мы одни – все непослушны. Откуда это?
– Послание ко римлянам.
– К вашим врагам, значит.
– Врагов у христианина нет, есць заблудшия. Их надобна вернуць на путь истинной…
«Некоторых даже в наручниках…». Я встал, уступая место Линь Минь, которая готовилась уточнять ксилофон иероглифов. Молчаливая стайка бледных от волнения китайцев выстроилась у стола. А к фотоаппарату степенно пошел кряжистый и волосатый, как шмель, папа-курд (семейство стояло у стены и с благоговением взирало то на него, то на фрау Грюн).
По дороге на второй этаж я сказал Наталье, чтобы она следила за датами, не путалась в днях и числах – это оставляет плохое впечатление у немцев, любящих точность.
– Аха, аха, – мелко кивала она, крестясь одной рукой, другой прижав книги к обширной груди. – Поняла. Правильна. Усе точна говорыть буду…
«Они и сами все по штампам и штемпелям в паспорте увидят», – хотел добавить я, но промолчал – зачем травмировать человека? Пусть хоть немного поживет в надеждах, что вот, завтра вдруг все изменится: дадут денег, квартиру, визу, работу, живи – не хочу.
Шнайдер встретил нас как старых знакомых:
– Доброе утро!.. Садитесь!.. Вы тоже были в том автобусе в Кельне? – любезно осведомился он у Натальи, которую окинул внимательно-быстрым взглядом.
– Аха, – потупилась она. – Была.
И веско положила Библию на видное место. Шнайдер увидел крест на обложке, но промолчал, погладил седой бобрик и задумчиво, как бы вспоминая, произнес:
– Митинг, газеты, участок, статья № 361, повестки, адвокат, побег?
Я перевел эту абракадабру, которая, однако, была Наталье как-то понятна – она с испугом уставилась на Шнайдера. Пальцы впились в Библию до побеления.
– Откуда ж ён знаець? – шепотом спросила она у меня.
Я пожал плечами, перевел вопрос.
– От Иисуса Христа, по секрету, – засмеялся Шнайдер. – Оттуда, что все ваши автобусные люди во всех лагерях одну и ту же версию рассказывают… Мы уже ее наизусть знаем. Хорошо, что визы у всех французские… Ну и забитые люди!.. Не понимают, что все лагеря между собой связаны!.. Впрочем, это неудивительно: оказывается, они три века у Польши в батраках ходили, одна дама-библиотекарь из автобуса мне вчера рассказала. И президент теперь у них какой-то чокнутый. Чтобы он после всех своих сограждан тоже к нам не прибежал убежища просить!.. – пошутил Шнайдер.