Толмач
Шрифт:
А вот такое упругое слово «блядь» – откуда оно? Думаешь, происходит от древнерусского глагола «блядити» (что означает «обманывать, пустословить», восходит к праиндоевропейскому «bhla», «дуть», отсюда знаменитое «bla-bla-bla» – «пустая болтовня»)?… Или как Даль думал – от «блуждать-блудить»?.. Совсем нет. Исток его – в мусульманском обычае, что приличная женщина не выходит на улицу иначе, чем опираясь на руку мужчины-провожатого; если же какая-нибудь дама оказывалась на улице одна, то это называлось «без руки», а звучит это на арабском как «бли яд».
Потом спорили с ней, кто у кого учится: писатели у народа или народ у писателей? Сошлись
Ладно, пора кончать письмо, поезд к вокзалу подходит, в лагере уже ждут не дождутся, давно не был.
Жизнерадостный Бирбаух с размаху хлопнул печатью по обходному листу:
– Готово! Время пошло! – Сделал украдкой глоток пива и произнес с иронией: – Идите, работайте, чтоб на черный день было. Хуже бедности может быть только смерть!
– Зато после смерти настоящая демократия наступает, – кивнул я, заглядывая в приемную.
Много глаз уставилось на меня. Страх, мольба, надежда, ожидание. Жутко. Я поспешил уйти. Неловко чувствовать себя ламой-похоронщиком, который помогает духу покинуть тело, перейти в мир иной. Паром между двумя берегами. И на каждом берегу на тебя что-то липнет, вяжется, льется, капает, наползает. Не прав тот глупый мудрец, сказавший, что вид чужих несчастий успокаивает. От всего остаются следы и раны, от которых приходится в грубый панцирь лезть, не то плохо будет.
В комнате переводчиков Рахим и старая карга-китаянка Линь Минь пьют чай и обсуждают вопрос, с какого времени Европа стала принимать беженцев.
– А вы как думаете? – спросили они у меня.
– Не знаю, – ответил я. – Как-то этой темой не интересовался.
Рахим, прикрыв глаза, сказал, что стали принимать после 1951-го, когда в Женеве подписали конвенцию о беженцах: рабочие руки нужны были, людей не хватало, надо было поднимать экономику после войны.
– Да, тогда получить беженство было куда легче, – отозвалась Линь Минь. – Даже когда я осталась, в 70-х, это было сделать нетрудно. Я была спортсменкой, с командой поехала на чемпионат мира и сказала в полиции Франкфурта-на-Майне одну-единственную фразу. И меня тут же приняли, дали курсы, работу, квартиру, гражданство и все прочее.
– А что за фраза волшебная была?
– «Не согласна с коммунистическим режимом в Китае».
– В каком году это было?
– В 1970-м, – подсчитала Линь Минь на серых пальчиках. – Тогда и гастарбайтеров наприглашали, а теперь не знают, что с турками, югославами и итальянцами делать, которые тридцать лет назад сюда приехали, а уехать не захотели. Даже в Южной Корее листовки по фабрикам разбрасывали: «Кто хочет поехать на работу в Германию, пусть явится туда-то тогда-то»…
Я слушал ее, помалкивая. Значит, старой карге всего около пятидесяти лет! А мне казалось, намного больше. Из-за морщин. И кожа желтая со временем сереет. Кофта с дурацкими дутыми рукавами, юбка-плиссе. И волосы в проплешинах. И каждый раз так нагло спрашивает у меня, когда, мол, ваши русские из Сибири выкатятся, чтобы китайцы могли на свои исконные земли вернуться. Китайцев только не хватало!.. «Сибирь “Газпрому” самому по горло нужна… Черномырдин лично за родной “Газпром” своими руками все полтора миллиарда китаёзов передушит!» – подумал я, устраиваясь в углу.
– Раньше было легче, потому что столько беженцев не было. Советский Союз все в границах держал – попробуй убеги! –
– У него двое сыновей?
– Да, Удей и Кусай.
– Я где-то читала, что этот Удей – очень неприятный человек? – сказала Линь Минь.
– Неприятный? – удивленно переспросил Рахим. – Да он убийца, насильник и подонок, каких поискать. Весь народ его ненавидит. Говорят, ему недавно детородный орган отстрелили. Явно кто-то из мужей, братьев или отцов тех, кого он обесчестил… Кто такое может простить?.. Сам Саддам не лучше. Когда по школам, заводам и праздникам ездит, женщин себе выбирает: если женщина ему понравится, он на нее так ласково посмотрит, скажет что-нибудь и рукой по виску проведет – готово, охрана этот пароль знает. Вечером эта женщина будет у Хозяина во дворце… – И Рахим элегантно показал, как именно Саддам рукой в перчатке проводит по седому виску, а я подумал: «Вот Саддам – это настоящий начальник лагеря, а не маламзя ползучая, тютя-растютя!» – У него сорок дворцов, – продолжал меланхолично Рахим. – А у сына-подлеца – сто сорок машин. Тайная полиция по типу КГБ, советские инструкторы работали.
– Что делать будете, когда Саддам умрет? – поинтересовался я. Рахим тонко усмехнулся:
– Э, работы, наоборот, прибавится! После смерти Хозяина весь его аппарат побежит, вся тайная полиция, другие спецслужбы. А их там до миллиона. И они будут бояться мести людей за то, что творили. Все же всё знают. И им будет действительно грозить смерть. И немцы будут опять со всеми разбираться… И даже принимать кое-кого…
Линь Минь верещнула:
– Интересно получается: вначале принимаем жертв спецслужб, а потом – сами спецслужбы, когда они из палачей в жертв превращаются! Но кто нас, толмачей, спрашивает?.. Мы же – не люди, а переводящие устройства. Хоть на переговорах черта и Бога переводить должны, если надо.
– О, туда дорога будет хорошо оплачена! – хохотнул Рахим. – И суточные тоже будут по первому классу!
– И час работы будет подороже, чем тут, стоить! – со смешком добавил я, представляя, как получаю в небесной канцелярии у святого Петра небесный обходной лист.
– А кто у кого азюль будет просить? – развеселились мы.
– Черт у бога будет просить, – был уверен Рахим. – Скажет: довели меня противные люди, хуже меня стали, такие пакости делают, что мне и не снилось, не нужен я им стал, пусти, боже, в рай отдохнуть, отдышаться, с силами собраться, – на это Линь Минь шутливо зацокала:
– Нет, бог у черта: устал, мол, я от этих бестолковых людей, развлечься хочу немного у тебя в аду…
– А может, они друг у друга спрячутся: черт – в раю, а бог – в аду, там их никто не найдет, да и вряд ли искать будет, – предположил я. – Обоюдный азюль. На брудершафт, так сказать…
Фрау Грюн стремительно возникла в дверях, любезно поздоровалась и начала без долгих разговоров распределять папки. Больше всего работы было сегодня у Линь Минь – опять где-то высадился десант из Китая. Рахиму достались два брата-араба. Я получил три папки со снимками женщин. Начальник лагеря тут же беспокойно заворочался во мне. Но я пригляделся внимательнее – и он сник, залез обратно в черную дыру. Ничего интересного.