Толстой и Достоевский. Братья по совести
Шрифт:
«Старчество, — писал протоиерей Сергий Четвериков, — придало Оптиной пустыни особый духовно-светлый облик, пронизало ее духом благожелательной и снисходительной любви, сделало ее привлекательной и бесконечно дорогой для грешных душ, ищущих спасения. В старчестве раскрылось истинное значение и истинное назначение Оптиной пустыни» (Четвериков С. Оптина пустынь. 2-е изд., дополн. Paris, 1988. С. 29–30).
Л. Н. Толстой не раз посещал монастырь. 26 июля 1877 г. он приехал в монастырь с Н. Н. Страховым из Москвы через Калугу и Тулу, чтобы встретиться с жившим в монастырском скиту старцем Амвросием (прототип старца Зосимы в «Братьях Карамазовых) и другими монахами.
Амвросий,
В середине июня 1881 г. Толстой вместе со слугой С. П. Арбузовым и учителем Яснополянской школы Д. Ф. Виноградовым ходил в Оптину пустынь пешком. 15 июня имел беседы с архимандритом Ювеналием и старцем Амвросием, у которого провел два часа. Позднее в письме к И. С. Тургеневу Толстой так отозвался о своем путешествии: «Паломничество мое удалось прекрасно. Я наберу из своей жизни годов пять, которые отдам за эти десять дней» (63, 70).
В феврале 1890 г. вместе с дочерями Татьяной, Марией и племянницей В. А. Кузминской Толстой вновь побывал в Оптиной пустыни.
Со старцем Амвросием Толстой «…говорил о разных верах». Далее в дневнике сделал запись:
«Я говорю: где мы в Боге, т. е. в истине, там все вместе, где в дьяволе, т. е. лжи, там все врозь. — Борис (двоюродный брат Софьи Андреевны Толстой, в то время монах Оптиной пустыни) умилил меня. Амвросий напротив — жалок, жалок своими соблазнами до невозможности. […] Борис говорил, что цель мира и человечества пополнение ангелов» (51, 23).
Писатель и старец договорились о том, что суть их беседы останется тайной для окружающих. Толстой ограничился короткой записью в дневнике. Из уст К. Леонтьева, известного писателя и критика, в августе 1891 г. принявшего тайный постриг, до нас долетела только одна короткая, но весьма значимая фраза, вроде бы сказанная в адрес Толстого старцем Амвросием: «Горд очень». Толстой же в своем дневнике заметил, что старец «учит и не видит, что нужно».
Толстой в Оптиной пустыни. Худ. Владимир Россинский
После ухода из Ясной Поляны Толстой первую остановку сделал в Оптиной пустыни, хотел поселиться в деревенской избе, если не там, то недалеко от Шамардинского монастыря, но, боясь погони Софьи Андреевны, решил ехать далее — на юг России. Оптина, с ее старцами, с отроческих лет вошла в душу Толстого, она обернулась не пустыней, а дорогой к небу, к свободе, к Богу. Уходя из Ясной, он хотел провести остаток дней в уединении и тиши и потому пошел искать Храм, в котором ему никто не мешал бы общаться с Богом. Он тоже был старцем и, как и Достоевский, «руководителем совести».
А. Г. Достоевская. 1880-е гг. Фотография Н. А. Лоренковича. 1878
«Тотчас после похорон Алеши (умерший в младенчестве сын Достоевских. — В. Р.)… — писала А. Г. Достоевская, — мы переехали в Старую Руссу, а затем 20 июня Федор Михайлович уже был в Москве. Здесь ему очень скоро удалось сговориться с редакцией «Русского вестника» по поводу напечатания в следующем 1879 году нового его романа («Братья Карамазовы». — В. Р.). Окончив это дело, Федор Михайлович поехал в Оптину пустынь. История его путешествия или, вернее, «блужданий» с Вл. С. Соловьевым [66] описана моим мужем в его письме ко мне от 29 июня 1878 года. Вернулся Федор Михайлович из Оптиной пустыни как бы умиротворенный и значительно успокоившийся и много рассказывал мне про обычаи Пустыни, где ему привелось пробыть двое суток. С тогдашним знаменитым «старцем», о. Амвросием, Федор Михайлович виделся три раза: раз в толпе при народе и два раза наедине, и вынес из его бесед глубокое и проникновенное впечатление. Когда Федор Михайлович рассказал «старцу» о постигшем нас несчастии и о моем слишком бурно проявившемся горе, то старец спросил его, верующая ли я, и когда Федор Михайлович отвечал утвердительно, то просил его передать мне
66
«Одного Федора Михайловича я не решилась бы отпустить в такой отдаленный, а главное, в те времена столь утомительный путь. Соловьев хоть и был, по моему мнению, «не от мира сего», но сумел бы уберечь Федора Михайловича, если б с ним случился приступ эпилепсии» (Достоевская А. Г. Воспоминания. С. 346).
67
«Помяну, мать, помяну и печаль твою на молитве вспомяну, и супруга твоего за здравие помяну».
68
Достоевская А. Г. Воспоминания. М.: Правда, 1887. С. 347. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте работы.
«Милый голубчик Аня, только что сейчас воротился из Оптиной пустыни. Дело было так: мы выехали с В. Соловьевым в пятницу, 23 июня. Знали только, что надо ехать по Московско-Курской железной дороге до станции Сергиево, то есть станций пять за Тулой, верст 300 от Москвы. А там, сказали нам, надо ехать 35 верст до Оптиной пустыни. Пока ехали до Сергиева, узнали, что ехать не 35, а 60 верст. (Главное в том, что никто не знает, так что никак нельзя было узнать заране.) Наконец, приехав в Сергиево, узнали, что не 60 верст, а 120 надо ехать, и не по почтовой дороге, а наполовину проселком, стало быть, на долгих, то есть одна тройка, и ту останавливаться кормить. Мы решили ехать и ехали до Козельска, то есть до Оптиной пустыни, ровно два дня, ночевали в деревнях, тряслись в ужасном экипаже. В Оптиной пустыни были двое суток. Затем поехали обратно на тех же лошадях и ехали опять два дня, итого, считая со днем выезда, ровно семь дней. Вот почему и не писал тебе долго, а из Оптиной пустыни писать было слишком неудобно! потому что надо было посылать нарочного в Козельск и т. д. Обо всем расскажу, когда приеду» (ХХХ1, 35–36).
представитель знаменитой купеческой династии Стахеевых, широко известный в 1870–1890-е гг. писатель, в разные годы работал редактором в журналах «Нива», «Русский Мир», «Русский Вестник».
Д. И. Стахеев
«О некоторых писателях и о старце-схимнике. Оптина пустынь, находящаяся в Козельском уезде, в 4 верстах от этого города, была когда-то облюбована некоторыми нашими крупными писателями, ездившими туда… не знаю, впрочем, с какою целью, может быть, и с религиозною, а может быть, и просто так, для развлечения и отдыха после утомительных литературных трудов.
Вот по поводу этого обстоятельства, т. е. посещения Оптиной пустыни нашими известными писателями, я и имею намерение кое-что порассказать. О самой пустыни, конечно, речи не будет, ибо я никогда в ней не бывал и не имею намерения когда-либо посетить ее. Конечно, воля Божия, и закаиваться ни в чем нельзя.
Так вот, эту самую пустынь облюбовали когда-то, в конце семидесятых годов, наши писатели. Кто первый из них направился туда — не знаю. Вероятно, граф Л. Н. Толстой, он же там, в Тульской губ., старожил, он, вероятно, слыхал, что пустынь интересна и по местоположению, и образу жизни монашествующей в ней братии. Побывали в ней и Федор Михайлович Достоевский, и Владимир Соловьев, и Николай Николаевич Страхов, которого граф Толстой заманил туда. Несомненно, он заманил.
Высказываю это предположение утвердительно и на том именно основании, что Страхов, пользуясь летними каникулами (он занимал в то время в публичной библиотеке в Петербурге место библиотекаря), не раз живал у Толстого в Ясной Поляне, а от Ясной Поляны до Оптиной пустыни дорога недальняя.
Старец-схимник жил в Оптиной пустыни, как рассказывали посетившие его писатели, в великом уединении, в особом ломике, находившемся в некотором расстоянии от других монастырских построек. Вот именно этот домик, точнее говоря — тесную келью, из которой одной, собственно, и состоял он, посетили разновременно все вышеупомянутые писатели.